В каждом молчании своя истерика. Ринат Валиуллин

Оскар, а говорю я.

      – Скажи мне, что это шутка, и я поверю, – отпила из бокала Лара.

      – Да, нет же. Разве с тобой не бывало такого: иногда бывает человек говорит, а ты не слышишь его, думаешь о своем, вот я, например, говорю, а ты не слушаешь, – улыбнулся я. – Это все происходит оттого, что «Я» в тебе доминирует.

      – Я думала, что подсознание бережет разум от лишних слов.

      – Нет, скорее бессознательное. То есть «Я» в этот момент полностью поглотило сознание. Вижу, мое «Я» тебя загрузило?

      – Да уж, никакое сознание здесь не поможет, – засмеялась Лара, переводя свое внимание на сцену клуба, на которую вышли музыканты.

      «Некоторым нравятся крупные», – подумал я, отпустив свой взгляд туда же.

      Видно было, что один из них взял себе женщину не по размерам. Я ничего не имел против крупных женщин, но эта, широкой кости красавица, была на голову выше своего кавалера. Пытаясь ее обнять, он положил одну руку ей на плечо, другую – на талию. Пытаясь затронуть струны ее души, он волновался сам еще больше, то и дело поправляя прядь ее длинных волос, стекающую на грудь и ниже. Девушка отвечала приятным низким голосом. В ее негибком теле было много от дерева, но попа шикарная, парочка бросалась в глаза массам, ей аплодировали. Скоро я тоже согласился с толпой: их медленный танец был прекрасен и гармоничен.

      – Как они танцуют! – указал я Ларе на сцену, где молодой человек играл на контрабасе.

      – Блестяще! – улыбнулась она мне. – А некоторые не то что танцевать – разучились смотреть друг на друга, интересуясь близкими, как прогнозом погоды, не зная, что ожидать, – сделала в этот раз она хороший глоток и присвоила бокал, оставив его в своей ладони.

      – Ты нас имеешь в виду? – окинул я взором помещение, выискивая Антонио.

      – Нет, тем кому лень оторвать свою задницу от барной жизни, в которой нет ничего захватывающего, все как всегда: мужчины напиваются, утрачивая свое обаяние, женщины рисуются и исчезают за недостатком должного внимания, – сделала еще один глоток Лара и вернула мне фужер.

      – Теперь я понимаю тягу женщин к художникам. Последние умеют смотреть и рисовать их такими, какими они хотели бы себя видеть. А женщины готовы вдохновлять. Я всегда мечтал быть художником, – поднял я переходящий кубок, завидев вдали Антонио, который продвигался, словно ледокол среди танцующих льдин, к нашему столику с бутылкой шампанского.

      – Тебе мало женщин? – ждала свою каву Лара.

      – Нет, я никогда не смогу их видеть, как они, перевоплощать.

      – Опять про плоть, хоть бы раз о душе! Будет тебе испанская на этот вечер. Незнакомая. Как ты относишься к незнакомкам?

      – К прекрасным – прекрасно.

      – Лично я с незнакомыми всегда чувствую себя не в своей тарелке. А ты?

      – Иду дальше, представляя, что же будет не в своей кроватке.

      – Пошляк. Это я не тебе, – сказала Лара удивленному Антонио, когда на столе возникла бутылка кавы.

      – Я же говорю, что художника во мне не хватает, я бы нарисовал изящнее.

      Я вернулся под утро в свою палату отдыхающего, где уже давно спали