Выживший на адском острове. Александр Тамоников

быстро покатили тележки к конусам на площадке.

      У большой кучи песка поставили рядом свои тачки Эрик Влах и Апсель Пехнер. Они оба были немцами, коммунистами, состояли в подпольной группе сопротивления. Их арестовали при попытке подрыва электростанции. Скорый суд приговорил обоих к повешению. Смертная казнь в военное время свершалась быстро. Но случилось чудо. В камере гестапо им объявили, что фюрер помиловал и Влаха, и Пехнера, заменив смертную казнь даже не тюремным заключением, а десятью годами каторжных работ, естественно, на благо Рейха.

      Такого еще не было. На следующий день после оглашения приказа о помиловании обоих доставили из родного города Хенсдорф в деревню Туир на берегу Балтики. Оттуда вместе с такими же осужденными на барже перевезли на остров Ургедон. И вот уже прошел месяц, как друзья трудились на стройке.

      Поставив тачку, Влах проговорил:

      – До сих пор не понимаю, что это будет за поселок. Дома вроде капитальные, из камня, есть школа, больница, управа, мощеные улицы – все, как на материке, но нет даже намека на канализацию, водопровод и электричество.

      Пехнер ответил:

      – Нашел, над чем ломать голову. Долго ли все это потом провести?

      Влах улыбнулся:

      – Ты хоть что-нибудь понимаешь в городском хозяйстве?

      – Ну, конечно, не как ты, я по этой части не работал.

      – Так вот, все коммуникации прокладываются до того, как возводятся здания. И потом, здесь нет ни очистных сооружений, ни водонапорной башни. Я уж не говорю об электростанции.

      – И что ты хочешь этим сказать, Эрик?

      – Не нравится мне все это.

      – Что не нравится? То, что фюрер нас помиловал и отправил на остров на работы? Да по мне лучше сотню таких городов построить, нежели болтаться в петле на виселице.

      – Так-то оно так, но уж слишком по-доброму поступил Гитлер. Уж кому-кому, а ему даже понятие такое, как милосердие, неизвестно. У фюрера одно на уме – высшая раса, недочеловеки, арийцы, которые должны иметь все за счет труда других народов. Ненависть к евреям, цыганам, славянам. На его «фабриках смерти» ежедневно уничтожаются тысячи ни в чем не повинных людей, и вдруг такое благородство. Нет, друг мой Апсель, неспроста все это.

      – Хватит, Эрик, а то кто-нибудь услышит и донесет в администрацию.

      – А смысл? Ну, получит доносчик благодарность… Нас-то не тронут, потому что мы нужны им. Наш рабский труд им нужен.

      – А я вот думаю о другом, Эрик, – задумчиво произнес Пехнер.

      – О чем же?

      – В подполье наверняка не поверят, что нас не повесили только из-за того, что мы нужны на стройке. Решат, что мы предатели.

      – Ага, предатели. Ты со своей тачкой совсем разучился думать. Если бы мы в гестапо сдали подполье, всех бы давно арестовали.

      – А откуда тебе знать, что их не арестовали?

      – Когда нас везли сюда, ты дом Матиса в деревне видел?

      Пехнер кивнул:

      – Конечно, нас мимо него провели.

      – А самого Леона?

      – Его не видел.

      – А я видел. Он стоял у калитки и смотрел на пленных. А он – важная персона в подполье. Но его