Романовы. Надин Брандес

от папиного отъезда, как мы. Он раздал несколько сигарет и посмеялся с одним из солдат, вспомнив недавнюю партию в карты.

      Возле двери стояли большевики. Те самые, которые увозили папу. Я не обращала на них внимания. Это было наше мгновение. Мой взор встретился с папиным. Его глаза сияли той душевной болью, которая и теперь разрывает на кусочки мою душу.

      Первой я обняла на прощание маму. Затем повернулась к Марии. Она плакала открыто, мои же глаза оставались сухими.

      – Ты должна тоже писать мне, Настя.

      Я обняла ее.

      – Тебе придется написать первой, рассказать, где вы остановитесь.

      К папе я подошла после всех. Он прижал меня к себе и притиснул к груди, уткнувшись лицом мне в шею. Никогда еще он не обнимал меня с такой нежностью. Рыдания вырвались на свободу, разбивая вдребезги принятое решение не плакать.

      – Я тебя люблю.

      – Я тоже тебя люблю, Швыбзик. – Он не напомнил мне о кукле. Я ему – тоже.

      – Позаботься об Алексее, – умоляла мама, пока папа увлекал ее прочь от детей, которых она, возможно, больше не увидит. «И позаботься о нашей тайне» – читалось в ее глазах. Даже теперь, посреди ужаса и разлуки, мы должны были держать в секрете болезнь Алексея.

      Хотя брат и был слишком слаб, чтобы подняться из кресла, он пронзительно произнес:

      – А может быть, мне следует позаботиться о сестрах.

      Все мы ухватились за эту слабую попытку пошутить. Это придало мне достаточно сил, чтобы смотреть, как папа, мама и Мария удаляются в апрельское утро. Алексей задрожал, и обещание с трудом сорвалось с моих губ, прежде чем прислуга повезла его кресло обратно в комнату.

      Мама смотрела на меня, когда просила нас позаботиться о нем. Как и я, она была второй по младшинству. Ее собственный брат страдал от гемофилии. Но он умер.

      Мой – нет.

      Несмотря на то что Ольга и Татьяна ухаживали за ранеными солдатами во время войны и приобрели медицинские навыки, именно связь между мной и Алексеем приносила истинное исцеление, в котором он нуждался.

      Я вошла в его комнату как раз в тот момент, когда он вытирал глаза рукавом. Доктор Боткин измерял ему пульс. Он покосился на карманные часы сквозь круглые очки, его лысеющая голова сияла под единственной электрической лампой. Алексей не стыдился своих слез. Его слабость прогоняла мою собственную. Мне вновь предстоит быть сильной.

      – Итак, Настя… Возможно, я в последний раз вижу наших родителей и сестру. – Пораженная болезнью кровь всегда угрожала отобрать его у нас. Жизнь человека с гемофилией обычно не бывает долгой. Однако она может быть немного дольше, если вы царских кровей и имеете преданного семейного доктора.

      Я скрестила руки.

      – Ты и впрямь не увидишь их снова, если продолжишь кататься на санках по губернаторской лестнице. – Это случилось несколько месяцев назад, и Алексей все еще поправлялся. Возможно, он надеялся, что не переживет столь сурового испытания. Здесь, без престола, наследником которого он был, во времена