Город негодяев C.O.V. ID1984. Никки Яккин

служил памятником в прямом смысле слова. Всем своим рыжим корпусом она напоминала о былом морском величии самой сильной страны мира, в которой родился и жил Алекс. И при воспоминаниях о ТЕХ временах сердце Алекса наполнялось кровоточащей смесью обиды, боли и разочарования.

      Людей на улицах было очень мало – если и встречались, то небольшими группками. На Президент-Клинтон-авеню в самом начале Катастрофы транспортное управление зачем-то демонтировало трамвайные пути: рельсы вытащили из дорожного полотна, но бросили и не вывезли. Полностью выгоревший и начинающий зарастать остов отеля Marriott угнетающе нависал над West-Makrham street. Некогда ухоженные и чистые здания на Мейн-стрит были завалены грудами мусора, стены изгажены граффити, а все крупные деревья срублены на дрова. Сохранившиеся буквы на вывеске Veterans Day Treatment Center на Сайсмейн-стрит представляли собой ужасную насмешку истории: теперь все выжившие фактически были ветеранами, а практически – бездомными. Большинство частных домов на 14-ой улице стояли разоренными и разграбленными, пустые глазницы их разбитых окон напоминали плохие декорации к дешевому фильму ужасов. Кое-где из окон валил дым – бездомные забирались на верхние этажи и жгли остатки мебели, паркет, книги. Это было временное пристанище для них в те зимы: уничтожив все горючие материалы в одном доме, они переходили в поисках других уцелевших домов.

      Хоть в Арканзасе и относительно теплые, мягкие зимы, последние две дались оставшимся очень тяжело. Градусник термометра опускался до минус 4 по Фаренгейту* – такого не помнил никто. Природные катаклизмы были частым явлением до Катастрофы, так что жители умели выживать. Они очень часто встречались лицом к лицу с грозами, ураганным ветром и торнадо. Но все же к холоду, помноженному на эпидемию, крошечную микроскопическую угрозу, уничтожившую всю цивилизацию, люди оказались не готовы. Погибли очень многие, трупы были повсюду: на улицах, в домах, на паркингах.

      От реки до Школы минут пятьдесят быстрым шагом: если повезет, его не остановят. Пропуск был недействителен уже семь месяцев, а продлить его стало невозможно. Бывшие магазины, заправки, аптеки и рестораны на пути обдавали редких прохожих холодным презрением или молчаливым безразличием. Своими истерзанными внутренностями они напоминали вспоротые животы мертвых самураев, совершивших сэппуку перед лицом врага. Раньше жители Литл-Рока никогда не совершали таких длительных пеших бросков, но теперь не было ни общественного транспорта, ни автомобилей на бензине или электричестве, ни лошадей. Вот дерьмо, зачем он вспомнил про лошадей…

      Он очень любил лошадей, но вспомнил, как пришлось забивать их в конюшнях на окраине Литл-Рока. Тогда в городе начался настоящий голод, а помощь от федералов, обещанная на второй год эпидемии, задерживалась уже четыре месяца. Они втроем вместе с детективом Земански и МакГлауглином, помощником мэра, были вынуждены выполнять приказ мэра. Было видно, что лошади брошены на произвол судьбы уже несколько дней: не накормлены, не напоены, истощены. Тем тяжелее было заниматься этим ужасным делом. Двое спутывали ноги, один стрелял в голову. Алекс видел там победителей Арканзасских Дерби: