Механик. ЛааиЯ

радостными. Я обожаю трапезничать, глядя в окно. Омлет со свежеиспечённым хлебом или пирожки с творогом. А яблочный пирог с корицей – это же чудо! Летний пейзаж за окном в виде круглого, как блюдце, озера и сосновых истуканов на дальнем берегу. Наш с мамой дуб. Так и всматривался я в пейзаж, а куда-то в поднебесье уходили голубые шпили гор, подпирая собой небо. Будто заворачиваясь, кренились в нашу сторону. Завораживает и страшит одновременно. Зимой, когда за окном вьюга, я усаживался у печи, Варя укутывала меня вязаным пледом и поила ромашковым чаем с имбирным печеньем. Однако все знали, что предпочтение моё было отдано булочкам с корицей. Потому что мама пекла их для меня, когда ещё была дома. Её не хватало.

      Я жевал булочки, часто моргал и посапывал. Дина посматривала на меня, но молчала. Где-то в груди сжималась пружина и больно давила на сердце. Мама. Я одиннадцать лет не чувствовал её запаха, не слышал ласкового «люблю тебя, малыш». Не она дула на разбитую коленку, не хвалила за починенные вещи, за мастерски сделанные часы, которые можно закрепить прямо на руке и ходить с ними куда угодно. Не хватало её любви. Я смотрел сквозь гору булочек, сквозь прозрачное кухонное окно, сквозь пейзаж, что сейчас не радовал, а вызывал ностальгическую боль. Стеклянный взгляд застилали слёзы. Она, наверное, даже не вспоминает обо мне… Да зачем ей бездарный сын? Я жевал булочку и думал о ней.

      «Мама, вы с отцом ещё будете мною гордиться! Обещаю, я стану героем, как вы!»

      Тишина вокруг насторожила. За спиной послышался шорох и тихий хлопок о пол. Я медленно обернулся, будто выбираясь из затянувшегося сна. В дверях стояла она. Рядом огромная вещевая сумка. Мама? Я забыл её запах, голос, но лицо… её образ являлся мне во снах. Светлые, золотистые волосы, тонкое, подобно эльфийскому, лицо, глубокие синие глаза, в которых можно утонуть. Такая молодая, красивая, она стояла с раскинутыми для объятий руками. Я переместил взгляд и непонимающе моргнул. Её живот будто воздухом накачали.

      – Мам? – недоверчиво прищурился. Может, я ещё сплю?

      – Здравствуй, дорогой! С днём рождения! А у меня для тебя подарочек! – одной рукой она нежно погладила живот. – Сестричка!

      Я, наконец, осознал, что мама действительно вернулась. Хотя новость о сестре до меня ещё только доходила. Огромный ком стал в горле. Я несмело подошёл и обнял её. Последний раз я едва доставал ей до груди. Сейчас, обнимая, мама положила мне голову на плечо. Я вырос и уже не был тем сопливым мальчонкой, который плакал, прощаясь с ней одиннадцать лет назад.

      – Прости меня… – прошептала она.

      Я погладил её по спине.

      – Я понимаю. Отец…

      Она не ответила. Да я и так знал. Отец до сих пор не мог принять позора, что я пустышка. Но запрещать маме видеться со мной – это было жестоко. Ненавидел ли я его за это? Нет. Его действие только подстегнуло меня учиться, совершенствовать навыки механика. А ещё я стал ценить то, что имею, тех, кто любил меня не за таланты или статус. Они просто любили таким, какой я есть.

      Моя ситцевая рубашка