Чекист: В небе только девушки! И… я. Мы взлетали, как утки… Чекист. Комбат Найтов

место служит «Меккой» для всех пьяниц и других желающих погреть на процентах руки. Сплошные «Миши-три-процента».

      После этого неприятного инцидента провели разбор полета, тщательно рассмотрели снимки, которые уже проявили. На мосту под Чугуевом находился эшелон с танками и топливом. Паровоз был с южной стороны, шел к Изюму. Танковая рота до места назначения не дошла, полностью или частично. Мост разрушен в двух пролетах. Пожар на обоих берегах. «Сотки» дают очень горячие осколки, и бензин от них неплохо взрывается. Мост под Черемушками, действительно, скрыт дымзавесой на последнем снимке. Но снимки экипажей показывали разрушение всех трех пролетов. Мост разбит надолго.

      До чего Красовский любит целоваться! Всех перецеловал. Настю так три раза по три. Досталось и мне, и даже Андрееву экипажу. Довольно хлопнув кого-то из девушек по заднице, собрал бумажки и уехал в штаб фронта. Мне пришлось ехать с ним к Черевиченко. Приказы надо выполнять! Генерал видел тридцатый сон, поэтому нам пришлось его ждать. Было видно, что недоволен, что его разбудили. А нефиг давать непродуманные приказания! Однако новости были слишком хорошими, чтобы сразу не позвонить в Москву. Вместо выволочки мне опять пришлось вытирать щеки и губы, теперь от его слюней. Черевиченко и Красовский подписали представления, и Кравченко подписал, и все улетело в Москву. Заметив, наконец, что у меня слипаются глаза, меня отпустили, но так как отцы командиры продолжали что-то обсуждать, то мне пришлось ловить попутку. С транспортом в эскадрилье было не шибко хорошо. Надо бы этим заняться.

      Поспать не дали, утром прилетела Раскова, и нас с Настей и Майей разбудили. Девчонки остались досыпать, мне же пришлось вставать, мыться и идти завтракать вместе с Мариной Михайловной, которая довольно искренне радовалась успехам и сильно горевала по поводу гибели первых своих девочек. Но не без оборота на себя! После завтрака мне было предложено переодеться и лететь в Москву. Я – отказался. Марина удивленно посмотрела на меня:

      – Почему?

      – На днях начнется наступление: или наше, или немецкое. Сегодня – второе мая.

      – Успеешь! Завтра вернешься, а полеты без тебя мы отменим.

      Она так и сделала: позвонила Красовскому, и как я не отнекивался и не ссылался на Дружковский и Краматорский мосты, всем было до одного места! Это направление не нашего фронта, и полоса не нашей армии. Как будто те три моста, которые разбили, были в нашей полосе! Пошел переодеваться, Марина со мной. Галифе она забраковала, юбки у меня не было, и тут она обратила внимание на мои руки.

      – Господи! Какой ужас! Что у тебя с руками! Надо срочно делать маникюр и снимать вот эту мерзость! – она показала на мозоли, таким трудом и потом набитые. Сашка, подлюка, тихо радовалась моменту и мыслями была уже в Москве. В голове – сплошное раздвоение личности. Цыкнул на Сашку, но она так жалобно простонала, что очень хочет этой поездки… Пришлось брать быка за рога и объяснять Марине Михайловне, что я такая, какая есть! Меня другой не сделать, тем более за один и на один