Очерк богословия литургической музыки. Православный взгляд. священник Николай Лосский

афедрального собора свт. Григория Паламы в Салониках)[1]. Но только в труде отца Николая имеет место серьезная попытка соотнесения богослужебной музыки с догматическим Преданием Церкви. В частности, автор усматривает связь между халкидонским догматом (Богочеловеческая Ипостась Бога Слова воплощенного) и освящением всей полноты человечества во Христе, а значит и всех христоподобных чувствований и творческих способностей человека – с освящением его музыкально-певческих даров.

      Сам воплощенный Логос Божий соизволил воспеть голосом Богу Отцу в праздник Пасхи перед Своими крестными страданиями. Голос Христа, замечает протоиерей Николай Лосский, на иконах символически изображается как некое веяние ветра. Голос Его Отца понимают лишь те, кто принимает «Сына возлюбленного». Иные же слышат лишь удар грома (см. Ин. 12, 29). Этому голосу присуще некое Безмолвие, что можно отнести и к воплощенному голосу Христа, поскольку Его голос обожен. Отсюда требование «безмолвного» характера литургической музыки. Ведь сама та́инственная христологическая и триадологическая мысль Церкви рождена святыми отцами из созерцательного молитвенного молчания.

      В этой связи мысль отца Николая останавливает внимание читателя и на важном богослужебном феномене – «стирании» церковным словом самого музыкального элемента – мелодии, тонко подмеченном Преосвященным Иларионом (Алфеевым), митрополитом Волоколамским.

      Немаловажно замечание автора и о том, что сами плоды музыкального творчества становятся церковными лишь при условии полного соответствия внутреннего мира творца мелодий миропониманию и вере Православной Церкви.

      В очерке затрагивается и «обжигающий» вопрос использования в храме музыкальных инструментов и проблема творческого развития древних мелодий греческого Осьмогласия применительно к новым языкам, в частности французскому и английскому. В целом протоиерей Николай Лосский положил начало глубокому духовно-разумному осмыслению и переживанию феномена церковного слова, облеченного в литургическую форму богослужебной музыки Православной Церкви.

Митрополит ИОНАФАН (Елецких), кандидат богословия

      Предисловие автора

      Это скромное эссе представляет собой исполнение одного обещания. В самом деле, Леонид Успенский, будучи ответственным за меня в братстве святого Фотия, всегда говорил мне: «Я пишу о богословии иконы, а ты должен написать о богословии литургической музыки». Это он повторял мне до самой смерти. К сожалению, лишь спустя долгое время я смог взяться за эту работу, чтобы выполнить обещание, данное мной. Я хочу выразить здесь свою глубокую признательность прежде всего своему крестному – Максиму Ковалевскому, который научил меня всему в области литургического пения, а также Леониду Успенскому, который понял тесную связь, существующую между богословием иконы и литургическим пением, и, наконец, его жене Лидии Успенской, неустанно поддерживавшей меня в работе над этой сложной темой, которая, впрочем, становится популярной в сфере богословских размышлений.

Николай Лосский 23 июня 2002 г.Пятидесятница по восточному календарю

      Очерк богословия литургической музыки. Православный взгляд

      Введение

      В каком смысле можно говорить о «богословии» литургической музыки? Несомненно, музыка – это искусство, а не часть богословской науки. Нам кажется необходимым прежде всего поразмышлять о значении терминов.

      Начнем с музыки. Всякий признает, что она восходит к области искусства. Некоторые даже утверждали, что она представляет собой искусство по преимуществу. Так, например, Уолтер Пэтер (1839–1894), английский писатель и известный критик, представитель так называемого декадентского периода британской литературы 70–80-х годов XIX века, провозгласил, что музыка – это вершина искусства, поскольку, по его словам, «всякое искусство постоянно стремится к положению, которое занимает музыка[2]». Во всякой другой области искусства, по его мнению, возможно различение между материей и формой, тогда как в музыке оно преодолевается. Вследствие этого она представляет собой вершину «искусства ради искусства» – идеал в понимании всякого искусства.

      Даже если мы не разделяем этой «декадентской» концепции искусства, мы не можем не учитывать специфического характера музыки. В отличие от других форм искусства – таких как литература (проза, поэзия и драма), скульптура, живопись… – музыка существует, пока она звучит, если можно так выразиться. Быть может, еще танец – единственный род искусства, о котором можно сказать то же самое. Прочее же – живопись, скульптура и литература – обладают основой постоянного характера, тогда как музыка лишь преходяща, даже если в наши дни она существует в нотных и аудио-записях.

      Сегодня мало кто станет попросту отрицать, что можно говорить о богословии живописи или скульптуры. XX век заново открыл богословие иконы. После некоторого размышления сюда же можно добавить литературу, особенно поэзию. Если мы пойдем еще дальше, к тому же добавится и танец, не говоря уже об архитектуре. Музыка?

      Наша цель –

1

Пасхалидис З. Церковная византийская музыка. Краткая теория и практика. Москва, 2004.

2

Pater W. The Renaissance. Studies in art and poetry. London, New York, 1888. P. 140.