Между нами, девочками. Наталья Нестерова

неприятное. – Я должен уехать. Сейчас. За границу. На переговоры с поставщиками оборудования для завода. Никому перепоручить нельзя. – Он говорил быстро и отрывисто, не то себя самого убеждал, не то Инну с Анной Петровной. – Так совпало. Всё склеилось, как назло. Дьявол! Я не могу бросить работу.

      «Любопытно, – мысленно задалась вопросом Инна, – он нервничает, потому что не доверяет нам заботу о своей драгоценной дочери? Так ведь уже привёз её. Или это истинно мужская щепетильность: не сваливать на других свои заботы, чтобы не выглядеть беспомощным?»

      – И не бросай работу, Боречка! – всплеснула руками Анна Петровна. – Мы ли не позаботимся о Ксюше? Лучше нас – никто, сам знаешь.

      – Знаю, – кивнул Боря. – Но я… словом, терпеть не могу…

      – Зависимости от чужого участия? – подсказала Инна.

      – Да, – ответил Боря.

      «Всё-таки переживает по причине мужской силы, а не слабости, – отметила Инна. – Хотя, – напомнила она себе, – что ты знаешь про их силы и слабости? Теоретик».

      – Денег вам оставлю. – Борис принялся суетливо доставать бумажник, вытаскивать из него купюры. – Сколько надо? Этого хватит? – протянул пухлую пачку.

      Тут уж обиделась Анна Петровна:

      – Убери-ка быстро деньги! Что ж мы, из корысти?

      Боря растерялся.

      Инна, желая облегчить его участь, тихо (и, кажется, кокетливо) рассмеялась:

      – За что мне нравятся бизнесмены, так это за их убеждение, что всё можно купить, оплатить, застраховать. Надо только бумажник распахнуть.

      Инна пародировала Бориса. Когда ему что-то не нравилось, он говорил: «Что мне нравится, так это…» и далее следовал оксюморон, сочетание несочетаемого.

      Борис понял намёк, улыбнулся, попытался подхватить игривый настрой:

      – Что мне нравится в студентках-психологинях, так это то, что они считают себя академиками.

      Анна Петровна в очередной раз подумала: «Слушаешь их (или подслушиваешь), говорят по-русски, а про что говорят – непонятно».

* * *

      Инна уходила на работу, когда Ксюша ещё не проснулась. Ваня, в детский сад снаряжаемый, хотел увидеть девочку, которая теперь у них будет жить. Но мама и бабушка в один голос велели говорить тихо, чтобы гостью не разбудить, а наиграется он с Ксюшей вечером.

      – Я ей пистолетом выстрелю, – подталкиваемый к двери, бурчал Ваня, которому совершенно не нравилась забота мамы и бабушки о посторонней девчонке.

      Анна Петровна позвонила Инне около двенадцати, в большую перемену.

      – Инночка, доченька! – глухо и торопливо говорила мама. – Не знаю, что делать. Это такой ребёнок… такой…

      – Мама, я тебя плохо слышу.

      – Трубку рукой прикрываю. Инна! Разве я не умею с маленькими девочками обращаться? Ты у меня выросла…

      – Мама, что с Ксюшей плохо?

      – Всё! Умываться – ни в какую, это – ладно. Сама даже трусы надеть не хочет – наряжай её. Тоже ладно, пусть. Но Ксюша ни кашу, ни творожок есть не хочет. Подавай ей чипсы, кока-колу и эти… ганбергуры.

      – Гамбургеры, – машинально поправила