Какого лешего?!. Николай Шмигалёв

«девчатами» обозвал) согласно закивали.

      – Такой вот расклад, уважаемый теремной, – закончил отчет злыдень, добавив напоследок. – Как сами люди говорят «Кто безбожно пьет – злыдней в дом зовет».

      – Понятно! – задумчиво протянул Поставец. Понимал он, что люди тоже зачастую сами на себя беды кличут. Тут уж никуда не деться. Приходится порой их и таким вот образом «учить» уму-разуму.

      Но надо было продолжать сход.

      – Понятно! – еще раз повторил теремной и вернулся к делам. – Так что у нас ещё, Расторопша?

      Думный тиун как раз отыскал в свитке очередную жалобу.

      – Вот тут люди опять промеж собой на лешего жалуются, – в двух словах пояснил думный тиун, надеясь, что, как и раньше все обойдется внушением со стороны теремного и обещаниями исправиться со стороны одного из этих упрямцев леших.

      – Какого лешего? – спросил Поставец и нахмурился, перестав гладить разомлевшего кота – он уже догадывался чье прозвище сейчас услышит.

      – На Бульгуна жалуются.

      Теремной сокрушенно вздохнул и осведомился:

      – На что хоть жалуются?

      Как Расторопша не хотел вновь заглядывать в свиток, а пришлось.

      – Между собой люди нескольких деревень, что стоят подле хозяйства Бульгуна, сетуют что совсем леший им житья не дает. Охотников, вот, без добычи оставляет: то по кругу их водит весь день, то стрелы их от дичи отводит, а то и вовсе лесных тварей разгонит по чащобам, куда и не забраться человеку.

      – Понятно, – уже в который раз промолвил теремной и посмотрел в сторону нахмурившихся леших. Те поглядывали на теремного исподлобья – виновато не виновато, но раздосадовано. – Ну и где Бульгун? Пусть выйдет сюда!

      – Вот он я! – выступил из-за своих собратьев тот самый молодой леший, который не одобрял общего рвения остальных соседей по поводу помощи людям. Встал посреди зала, смотрит как ни в чем не бывало, едва ли не вызывающе.

      – Что скажешь на обвинение? – задал вопрос Поставец в надежде, что леший как обычно покается и пообещает одуматься.

      Лешие вообще часто срывались, устраивали людям «кузькину мать», однако брали себя в руки и дальше исполняли свои обязанности в основном справно, аккурат до нового срыва. Ох и тяжелый народ были эти лешие.

      – А что тут сказать?! Видать сами они криворукие, коли ни пуха, ни пера добыть не могут. А свое косоглазие мной прикрывают, дескать я во всем виноват, – не моргнув глазом, ответил Бульгун, покосившись на свиток в руках тиуна.

      – Ага, ты ещё скажи, что они и силки сами своими кривыми руками рвут и путают, – вмешался в беседу Кочерга.

      – Не знаю, может и рвут, – пожал плечами Бульгун.

      Кочерга возмущенно переглянулся с теремным – что это себе этот лешачок позволяет? Кем это он себя возомнил?

      – Эх, Бульгун, заливает медок нам в уши и не краснеет! – по-своему выразил почтение лешему Стопарь: – Во дает!

      – Но это ещё не всё, – взял слово Расторопша со своим свитком,