Любовь воительницы. Бертрис Смолл

прошептала:

      – А я люблю тебя, мой Ястреб, очень люблю!

      И в тот же миг она радостно улыбнулась: произнесенные вслух, эти ее слова принесли ей странное облегчение. И никто из них не услышал, как открылась дверь.

      – Ты уже готова к отъезду, дочь моя? – На пороге стоял Забаай бен-Селим, благосклонно улыбавшийся.

      Влюбленные тотчас отскочили друг от друга, и Зенобия, вспыхнув, сказала:

      – Я должна переодеться в хитон, отец.

      – Нет, – возразил Оденат. – Тебя доставят домой в паланкине. Предпочитаю, чтобы ты не ездила через весь город, показывая всем свои голые ноги.

      К изумлению Забаая бен-Селима, Зенобия тут же кивнула в знак согласия. Шагнув к отцу, сказала:

      – В таком случае я готова.

      Вождь бедави снова улыбнулся и проговорил:

      – Баб позже привезет твои вещи, дочь.

      Но она уже прошла мимо него и скрылась за дверью.

      – Я сообщу тебе сразу же, как только сегодня вечером назовут дату свадьбы, кузен, – сказал принц.

      Вождь бедави кивнул и вышел из комнаты вслед за дочерью.

      Перед самым закатом верховный жрец в храме Юпитера зарезал белоснежного ягненка. Внимательно рассмотрев исходившие паром внутренности, объявил, что самое благоприятное время для свадьбы наступит через десять дней. Получив это известие от гонца, Забаай бен-Селим с усмешкой подумал: «Какой же величины был дар, пожертвованный Оденатом храму в обмен на столь желанный вердикт?»

      О предстоящих торжествах объявили на следующий день, и граждане Пальмиры возликовали, но во дворце римского губернатора Антония Порция эту новость восприняли не столь радостно. Взглянув на своего собеседника, Антоний проворчал:

      – А я-то надеялся, он удовольствуется той малышкой, своей греческой наложницей. Умри он без законного наследника, Рим мог бы получить этот город беспрепятственно и целиком.

      – Но город и так наш, – сказал гость губернатора.

      – Пока в Пальмире имеется законный правитель, всегда есть шанс мятежа, – возразил Антоний Порций.

      – Мне представлялось, что Оденат абсолютно лоялен к Риму, – послышался ответ.

      – О, он-то лоялен. Его невеста – вот кого я опасаюсь. Марк Александр, ты просто не знаешь, что за дьяволицу он выбрал! Зенобию бат-Забаай, наполовину александрийскую гречанку и египтянку, наполовину дикарку бедави. Какой-то галльский наемник несколько лет назад убил ее мать, и с тех пор она страстно ненавидит всех римлян.

      – Ничего удивительного, – пробормотал собеседник.

      – Да ты не знаешь эту девицу… – возразил губернатор. – Она сидела среди тех, кто был виновен в этом преступлении, и восемнадцать часов подряд смотрела, как они умирают. Тогда всего лишь ребенок, она сидела, неподвижная как статуя, и наблюдала за их муками. В ней нет ни капли жалости! Влюбленный мужчина – ненадежный человек, а Оденат, как мне говорили, просто без ума от нее. Она сможет настроить его против нас.

      – Мне кажется, Антоний, ты придаешь слишком большое значение браку какого-то