Сорок шесть. Владимир Евгеньевич Псарев

собралось целое общество буддистов, планирующих следующую жизнь. Антон над ними смеялся, а Олегу было невесело. Странно, он ведь все понимал, даже рассуждал. Зачем он здесь?

      По вечерам иногда мигает свет, как в вагонах метро, когда проезжаешь по мосту. Двойные стекла, за ними стальная труба и Обь. Ты один, никому не нужен, падаешь в холодную воду, а течение несёт тебя в сторону Салехарда. Твое тело будет принадлежать вечной мерзлоте.

      Олег очнулся. Он понял, что все-таки уснул, и уже стемнело. В желудке неприятно урчало.

      – Ты чуть все не проспал, – явился Антон. – Пошли на ужин, а потом – таблеточки. Я все-таки выпросил четыре. Мои любимые! Ух!

      Иногда Антон, как и все обыкновенные шизофреники, разговаривал сам с собой. Иногда делал это, глядя на собеседника, и эта картина выглядела пугающе комично – оба человека друг напротив друга не понимали, что происходит. Но в последние дни Антону полегчало, и он уже не заговаривался.

      Вечером после таблеток Олега стошнило. Сестра зло выругалась, но понесла таз. Олег чувствовал себя виноватым, что доставил хлопоты. Ночью в коридоре были слышны шаги, совершенно нехарактерные для этого времени суток. Обычно стоит зловещая тишина, а тут вдруг образовалась жизнь. Но такая, скромная, как у мышей. Своя же "мышь" спала. И старик спал. Антон что-то корябал на стене. А чем? Ложкой что ли? Но не ногтями ведь? Ногти у него всегда были в порядке.

      Если выйти ночью в коридор, то можно заметить, как вдоль стен плавно перемещаются тени, но они боятся приблизится к ночнику на вахте, который сразу их обнаружит. Именно поэтому Олег после отбоя никогда не покидал пределов своей обители – теней хватало и в собственной голове. Хрупкий человеческий череп, начиненный обильными органическими массами, со всеми своими сложными процессами и связями – так страшно оставаться с ним один на один, но и быть с кем-то на одной волне тоже страшно. Только бы этот кто-то молчал. Бывало, что Антон утомлял Олега своей болтовнёй про девственниц и хвастовством о том, что постиг все тонкости игры в карточные игры. Когда Олег отказывался играть, Антон строил из картонных лакированных прямоугольников домики – невысокие, но стройные. И как у него все получается? А у меня нет.

      Утром Настенька все-таки пришла. Темноволосая, с карими глазами. На вид, как заметил психиатр, девушка восточная. Худенькая и озорная, она стояла и ждала у входа в отделение, пока позовут Олега. Как только последний появился на коридоре, ее улыбка начала горчить, а руки сами собой вцепились в сумочку. Олег смиренно ковылял, мысленно отсчитывая, сколько на полу квадратов от одной стены отделения до другой. Или это круги? Почему-то приход Настеньки совсем его не обрадовал – то ли настроение было такое, то ли четвертая таблетка, которую Антон выпросил и для него, оказалась совершенно лишней. Голова пустая – неприятно.