Жизнь прекрасна, братец мой. Назым Хикмет

на возвышении, фундамент которой выложен камнем. На площадке – платан и два человека. А еще на площадке под навесом висят рядами табачные листья. У подножия площадки источник-чешма. Наступив на край каменного корыта, я припал ртом к желобу. Чувствуя, как намокает грудь и правая рука, ощущая наготу верхней губы – на нижней-то губе усы не растут! – я жадно пил воду. Выпрямился, вытер рот тыльной стороной правой ладони, как вдруг кто-то словно бы ударил меня по левой ноге железным прутом. Я обернулся. Рыжий пес. Скалится, щерится; а может, и не скалится, может, это я после придумал. Слюна у пса течет; а может, и не течет, может, это я после придумал, что течет. Прижав хвост к задним лапам, рыжий пес беззвучно, не залаяв, словно бы испугавшись моего взгляда, отошел. Я ощупал икру, посмотрел на ладонь: кровь. Произошедшее видели и те двое, что были наверху. «Плюнь, парень, приложи табак! Как же это он так, ведь безобидный же пес!» – крикнули они мне. Они бросили жестяную табакерку, я взял табак, приложил к ране и крепко завязал платком.

      Тем вечером Измаил не сразу заметил, что Ахмед – без усов. Ахмед пытался отрегулировать огонь, подровняв фитиль керосиновой лампы маленькими ножницами, по его задумчивому лицу бродили тусклые отблески.

      – Ты чего это усы сбрил, братец мой?

      – Изменилось у меня лицо?

      – Сначала я не заметил, но, если всмотреться, – да, изменилось. Тебе не идет без усов.

      – У меня нос стал еще длиннее, правда?

      В тот день Ахмед скрыл от Измаила, что с ним произошло. И то, что со мной приключилось, – позор, и то, что я скрыл это от Измаила, – тоже стыд, но я скрыл.

      Прошло еще четыре дня.

      Ахмед ел огромный помидор, макая его в соль, и читал измирскую газету. Измаил перестилал на полках шкафа старые газеты.

      – Измаил!

      – Что?

      – Смотри, в газете пишут, что в округе бродят бешеные собаки.

      – Бродят. Говорят, пару детей покусали. А позавчера вахтера у нас на заводе.

      – Так, и что теперь будет, Измаил?

      – Как – что будет? Укушенных отправляют в Стамбул. Только там есть больница, где лечат бешенство.

      – А кто-то уже заболел?

      – Конечно!

      – Надо наказать владельцев бешеных собак…

      – Какие такие владельцы могут быть у бешеных собак, а, братец?

      – Вот черт побери… Давай завтра проведем собрание, Измаил.

      И я рассказал ему, что случилось.

      – Вот так, Измаил…

      Измаил повторил: «Вот так», – а затем сказал:

      – Это пес тех табачников. Мы с Зией много раз пили кофе под тем платаном. Я завтра схожу туда.

      Пес, должно быть, там. Если пес бешеный, то он бы до тебя покусал кого-то из них. И табачники бы давно его прикончили.

      – А почему он не мог первым укусить меня, а не кого-то до меня? Почему он не может с меня начать кусаться?

      – Может. Но зачем думать о самом плохом из возможного, а, братец?

      Собрание вновь провели в доме у Хюсню. Дом на каменном фундаменте, некрашеный, деревянный, наверху две крохотные