Волки и медведи. Фигль-Мигль

лифтов изучали, Иван Иванович? – спросил я.

      – На этот вопрос есть очень хороший ответ. Но ты его, наверное, и сам знаешь.

      Переговариваясь, мы смотрели на тело, брошенное посреди холла грудой костей и плоти. Тело умирало.

      – Это какой-то обряд? – предположил Фиговидец, когда говорить о другом, даже по инерции – глаза уже видят новое, но язык цепляется за прежнюю речь – стало невозможно.

      Человека этого и резали, и жгли, и обрабатывали уж не скажешь какими другими способами, проявив любознательность, терпение и большую способность к выдумке, а потом оставили умирать. Что оказалось делом небыстрым.

      – Дикари, – с силой сказал Грёма. – Варвары.

      – Тогда в их действиях должен быть не понятный нам, но смысл.

      Фиговидец и Молодой присели на корточки по обе стороны от тела и, не по-доброму переглядываясь, принялись за исследовательскую работу. Тело не реагировало на вопросы и прикосновения и уже не стонало. Отдалённо похожий на стоны звук дыхания прервался, пока изыскатели всматривались и щупали.

      – Так, – сказал Молодой. – Не китаец, не анархист, вряд ли наш… Что это на нём за шмотьё?

      – Одежда у китайцев выменена, – сказал фарисей. – Мы такую видели в северных деревнях.

      То, что уцелело от одежды – грязное и вонючее ещё на той стадии, когда заскорузлые лохмотья были штанами и курткой, – вопило о нищете, невежестве, грубой жизни.

      – И зачем он притащился сюда из северных деревень?

      Фиговидец наклонил голову направо и посмотрел; наклонил голову налево и посмотрел. Пожал плечами.

      – Одни тащатся, других тащат.

      Ядовитая синтетика кое-где спеклась с ранами в один мерзостный сгусток. Густел и запах. Сергей Иванович на заднем плане боролся с дурнотой.

      – Пошло дитё на войну, – не оборачиваясь, громко оказал Молодой.

      – Не это война! – крикнул Грёма.

      – Что вы, Сергей Иванович, – обернулся Фиговидец. – Война везде одинакова: кровь, грязь и грубые шутки. Грязи больше всего.

      – Чёрт с ним, – оказал Молодой, вставая. – Это наверняка авиаторы. Потом как-нибудь займусь.

      – То есть, если бы его замучили варвары, вы бы занялись сейчас?

      – Ты чего меня-то грузишь? Вон тебе начальник экспедиции, предъявляй.

      Фиговидец посмотрел на меня и сказал Молодому:

      – Плохо ты его знаешь. – Он вновь устремил взор на тело. – Отошёл, голубчик. Как мы его будем хоронить в такой холод?

      – Хоронить? – переспросил Молодой.

      – Положить в деревянный гроб и закопать поглубже в землю, – объяснил Фиговидец, вспомнив про местные игры с Раствором.

      – Я знаю, что это такое. Платонов нас… кхммм… цивилизует. Болванит из брёвен зубочистки, да, Грёмка? Я спрашиваю, с чего ты взял, что мы будем его хоронить?

      – Но так принято, нет? Мы последние живые люди, которых видел этот несчастный.

      – Не скажешь, что ему было чем смотреть.

      – Но почему? – озадаченно спросил Грёма. – При чём тут мы?

      – Да