Пушкин в Голутвине. Герой не своего романа. Глеб Андреевич Васильев

и хорошо, – сказала Вика, садясь на подоконник. – Значит, у тебя будет выбор, на что смотреть, пока мы будем заниматься этим – на окно и темноту или на меня.

      – Этим? – вместо ответа Вика обхватила мои бедра своими ногами. С пряжкой моего ремня и молнией джинсов она справилась мгновенно.

      Не знаю, куда я смотрел, пока мы занимались этим, но я точно не видел ни окна, ни тьмы, ни Вики. Передо мной стояла образ счастливой укуренной вязаной лошади, и мне казалось, что мы с ней переживаем одни и те же чувства. Словно это меня Вика из бездушных клубков шерсти равномерными движениями, стежок за стежком, превращает в цельное существо. Нелепо-радужное и совершенно счастливое.

      – Сегодня мне показалось, что я тебя придумал, – сказал я, когда мы закончили.

      – Так оно и есть.

      – Нет, я в том смысле, что ты существуешь только в моем воображении.

      – Ну да, где же мне еще существовать? Штат Техас, Останкинская башня и вязаная лошадь существуют ровно там же. Если бы их там не было, ты бы просто не понял о каком таком штате, какой башне или лошади я говорю, – сказала Вика.

      – Я имею в виду, что мне показалось, будто бы кроме моей головы тебя больше нигде нет.

      – «Нигде» – это очень непростое место, потому что, если разобраться, оно простирается повсеместно. С одной стороны, меня может не быть на Марсе. Но с другой стороны, в твоей голове мы оба можем сейчас находиться на какой угодно планете. Просто мы договорились называть Землей то, что под ногами, хотя ты можешь видеть в этой темноте за окном марсианский пейзаж, а я – венерианский. Если в твоей голове есть я, вполне возможно, в ней есть и другие люди, в чьих головах, по твоему мнению, тоже могу находиться я. Но, так как ты сам находишься в собственной голове…

      – Я сейчас говорю не о тонкостях субъективного восприятия, – перебил я Вику. – Давай говорить проще. К примеру, тот секс, который у нас был, – это что? С кем я им занимался? С тобой, или просто мастурбировал на лестничной клетке?

      – Это зависит от того, что было в твоей голове в тот момент, – ответила Вика. – Если там была я, то ты занимался сексом со мной. Если там была статуя Свободы, то ты дрочил на нее, используя для этого мое тело.

      – Вот! – воскликнул я. – Именно это я и пытаюсь узнать. Твое тело действительно существует, или, считая, что занимаюсь с тобой сексом, я сам дергаю себя за член?

      – На этот вопрос тебе никто кроме тебя самого не ответит, – Вика улыбнулась. – Тебе решать, дрочишь ли ты, занимаешься любовью или делаешь и то и другое одновременно.

      – Но ты, ты-то хотя бы живой человек? – спросил я, хоть и боялся услышать ответ.

      – Надеюсь, что да. Прямых доказательств этому у меня нет – только собственные ощущения. Да вера в то, что если я существую для тебя, то, при условии, что ты существуешь еще где-то помимо моей головы, я действительно живу.

      – А ты боишься смерти?

      – Я боюсь, что если я умру… точнее, когда я умру, этого никто не заметит. Ты позвонишь мне несколько раз, не услышишь ответа и забудешь. И это в лучшем случае. А в худшем – ты и все, кто живут в моей голове, умрут