Сокровище викинга. Мила Дрим

на 15 день Ханна обрадовала своим решением Ансгара, и одновременно посеяла в сердце своей матери тревогу. Стоял поздний вечер, когда девушка, вернувшись с ужина, заявила Сольвейг:

      – Мама, я выхожу замуж за Ансгара.

      Хозяйка дома, в это время подшивавшая подол платья, отложила иглу в сторону и подняла на дочь глаза. В голубых глубинах мелькнуло беспокойство.

      – Так скоро? – сорвалось с губ Сольвейг.

      Ханна, пожав плечами, стянула с себя шаль и аккуратно положила её на скамью.

      – Прошла половина месяца, – заметила девушка, хмурясь. Она уже уловила тревогу, исходящую от матери, и это чувство вызвало в Ханне пока еще тихий протест.

      – Ты считаешь, что этого достаточно? – Сольвейг не сводила с дочери внимательного взгляда.

      – Для некоторых людей – да, – уклончиво ответила Ханна. Она не желала вступать с матерью в конфликт. Будь на её месте чужой человек, девушка ответила бы резко. Но перед ней была мать, и Ханна, оберегая её чувства, сдерживала свой непростой нрав.

      – Но половина месяца, – выдохнула Сольвейг, поднимаясь на ноги. Пламя свечи, что стояла на столе, задрожало от её движения.

      – Дочка, ведь ты его совсем не знаешь, – женщина подошла к Ханне и заглянула в её глаза. Уловив в них решительность, Сольвейг пошатнулась.

      – Половина месяца слишком мало, чтобы узнать человека, – тихо промолвила женщина.

      Ханна, пытаясь совладать с поднимавшейся внутри волной раздражения, медленно выдохнула.

      – Мама, он добр ко мне и проявляет заботу, – тщательно подбирая каждое слово, начала Ханна, – Ансгар не только красивый мужчина, но и хороший человек.

      – Как можно понять, хороший ли человек за две недели? Ты видела его в трудностях, лишениях? – не унималась Сольвейг.

      – Мама, – девушка тяжело вздохнула, словно ей было трудно дышать и говорить, – прошу тебя, не стоит меня пугать.

      – Ханна, – Сольвейг нежно взяла дочку за теплые ладони. – Я просто переживаю за тебя.

      – Я влюбилась в Ансгара, мама, – Ханна, одарив мать странной, робкой улыбкой, порывисто обняла Сольвейг. – Не мешай, прошу.

      Непросто далось Сольвейг согласиться с дочерью и пообещать той, что она не будет ей мешать. Материнское сердце, полное тревог за своего единственного ребенка, не могло успокоиться. Сольвейг было безразлично, что Ансгар – человек, которому принадлежали эти земли, ей было все равно, что тот обладал богатством и властью. Волновало женщину одно – чтобы Ханна была счастлива с ним.

      Словно читая мысли матери, Ханна, обняв Сольвейг еще крепче, проникновенно прошептала:

      – Он тоже любит меня, мама. С ним я чувствую то, что не чувствовала прежде. Я уже приняла решение, но мне хотелось бы, чтобы ты благословила меня.

      Сольвейг, чуть отстранившись, прошлась взглядом по красивому лицу дочери. Ханна буквально светилась от радостного волнения,