Хроники Ландвика. Тёмные времена. Сергей Макаров

горы, что и сам уже отяжелел душой, словно заговоренный тяжкими думами каторжан. Он и сам шагал подле них, несмотря на предательскую хромоту, доставлявшую столько проблем на скользких горных перевалах. И ведь даже не отставал, успевая замечать лишь ему ведомые ориентиры, указывавшие единственно верную дорогу.

      Перспектива потеряться в этих горах, была не слаще самой каторги, особенно в тёмное время суток, когда по горам разносился вой саблезубых собак инвихо. Только с таким проводником разве потеряешься? Вот и приходилось каторжанам волей неволей топать, не дожидаясь болезненного удара по закоченевшему телу. И всё это пусть и ранней, но всё таки весной, когда сотнями колёс ниже, уже вовсю распускались почки, и холодный пар, вырывающийся изо рта казался чем-то абсурдным.

      – Если вам кажется, что вы уже поняли, что есть горы, то спешу вас разочаровать, так как настоящие горы начнутся, лишь после того, как мы преодолеем Око Богов. Пока что вы созерцаете лишь холмы, под которыми зазорно похоронить достойного война, – кисло произнёс Бышевур, разглаживая бороду.

      Почему то все его слова в эти два дня выходили жутко пророческими. Может быть, он просто знал, о чём говорил, и не даром дожил до седых волос, в местах, где избыток дружелюбия сидит на левом плече у смерти.

      Спутники Бышевура не слишком утруждали себя провизией и в редкие минуты отдыха, на костре разогревался небольшой котелок каши, которая разливалась в глубокие глиняные кружки и передавалась по кругу, обжигая глотки и заставляя желудок возмутительно булькать. Когда источились последние запасы еды, стало понятно, что где-то поблизости, скрытый от чужих глаз, раскинулся славный Горакатан, о котором главный надсмотрщик рассказывал так, как другие говорят о своей родине. Кто знает, может так оно и было на самом деле, и в этом заключалась вся жизнь грозного горца променявшего пыльный запах сражений на удушливую кислоту гор, и если он чувствовал себя свободно рядом с сотнями закованных в кандалы людей, значит, правду говорят о войне, мол она многие чувства в человеке выжечь способна.

      Они достигли Ока Богов, когда закат окрашивал горы малиновым светом заходящего солнца. Природный тоннель на вершине горы Араяк, пронзавший гору насквозь и давший ей второе имя, полыхал алым заревом, сравнимым разве что с тысячью костров. Только Бышевур, казалось, не спешил наслаждаться, привычными глазу красотами, и лишь напряженно всматривался туда, где над головами путников рассеивались тонкие змейки горных тропинок. На обветренном, точно высеченном из куска горной породы лице старшего надзирателя вспыхнула и вновь погасла тень внутренней борьбы. Бышевур окинул тяжелым взглядом вереницу скованных каторжан, похожих на вялую гусеницу, лениво ползущую навстречу закатному солнцу.

      – Стерхи. Не меньше дюжины. Никогда не слышал, чтобы они спускались так низко.

      Помощники Бышевура с раскрасневшимися от волнения лицами пытались отыскать тени,