Хроники Ландвика. Тёмные времена. Сергей Макаров

халата несколько зажигательных палочек.

      – Может быть то, что вы хотите знать, не нуждается в толковании духами? – нищенка вытерла оставшийся вокруг рта жир тыльной стороной ладони, и застыла с загадочной полуулыбкой, на угловатом, старческом лице.

      Оливия подумала, что если бы назревающая гроза могла иметь собственное лицо, то на нём абсолютно точно блуждала подобная, лишенная осмысленности, идиотская полуулыбка, какой природа одарила пожилую женщину хаитских кровей. Две прекрасных молодых девушки: кареглазая, смуглянка с тёмным отливом волос и голубоглазая, миниатюрная блондинка из Салхэма в нерешительности переглядывались, вздрагивая, словно рычащий снаружи гром, мог прорваться сквозь обшитые мехом стены.

      – Не бойтесь дети мои, буря не причинит вам не малейшего вреда, – усмехнулась старуха, поднеся одну из зажигательных палочек к тусклому огоньку догорающей свечи.

      – Сегодня особая ночь, когда желающих быть услышанными, не вынуждают кричать. Уже почти расцвело, и каждая из вас успеет задать Богам всего по одному вопросу.

      Оливия ЛаМэй, способная целый день скакать в седле без устали и распугать стаю волков сломанной веткой почувствовала лёгкую дрожь. В хаитской княжне беспокойно зашевелились задатки древних инстинктов, дарованных человечеству на заре веков, когда пяти чувств было не достаточно для выживания в мире, напрочь лишенном милосердия.

      Сверкнула молния, и резкий порыв ветра приподнял полог шатра, заслонявший вход от моросящих, холодных капель. До рассвета действительно оставалось всего несколько минут…

      *****

      Гамаркан. Хаитское княжество

      Настроение Ливерстона Гулдера не зависело от погоды, точно также как от неё не зависело его собственное пищеварение. Стоило ему притронуться к овощному рагу с маринованной индейкой за ужином, как он стал объектом шуточек ночной стражи, предлагавшей ему встать в караул, раз он всё равно постоянно шляется по кустам.

      Ближе к середине ночи, солдат дежуривший около псарни доложил Гулдеру о нелепой гибели пса, угодившего под колёса груженой телеги. Крупный кабель, поросший густой бурой шерстью, кулью валялся в канаве, любезно убранный с проезжей части заботливыми руками убийцы.

      Ливерстон ощупал переломанный в нескольких местах позвоночник, и тяжело вздохнув, направился в поисках мотка ткани и лопаты, на которые по иронию судьбы он наткнулся около ближайшей телеги.

      Псы не ждут поминальной речи, и на то, чтобы беззлобно ворча предать убиенное животное земле, у Гулдера ушло менее часа. Он ещё немного постоял, наблюдая, как с тихим шёпотом покачиваются верхушки могучих сосен, отбрасывая едва заметную тень под светом серого неба.

      Ливерстон давно заметил Салхэмского рыцаря, носившего, странные чешуйчатые доспехи, с печальной улыбкой наблюдавшего за похоронами собаки. Он стоял на холме, и в мерцающем свете