Бездна. Алексей Ефимов

было.

      – Сергей Иванович!

      Он сделал вид, что не слышит.

      – Сергей Иванович!

      К нему обращалась Штауб.

      Отвлекшись от статьи о вулкане в Йеллоустоне, представлявшем угрозу не только для Америки, но и для всей планеты, он опустил газету и глянул поверх нее на Штауб.

      На ее ссохшемся личике мумии возникло нечто весьма отдаленно похожее на улыбку. При этом ее глаза не улыбались и кололи его буравчиками.

      Он в который раз отметил непропорциональность ее головы и гигантских очков, его тошнило от этого сухостоя в мышиного цвета старушечьем платье. А какая у нее улыбка! Боже правый! Старуха-процентщица. НЕженщина.

      – Сергей Иванович, удовлетворите, пожалуйста, наше любопытство, – сказала она.

      Он промолчал.

      – Сергей Иванович, а ваша… э-э-э… супруга печет куличи? – спросила между тем Анна Эдуардовна, специально запнувшись.

      Все стихло. Все ждали.

      Он не хотел отвечать. Ведь не просто так спрашивают, а с иезуитской подложкой, с двойным дном, с издевкой. Глаза за стеклами очков знают, что делают. А что он? Разве он не получит извращенное, неприличное такое, удовольствие, когда его раздражение выплеснется? Как там у Ницше? Если долго сражаешься с чудовищами, опасайся, как бы самому не стать чудовищем? Они сидят в одной клетке, в зверинце: Проскурякова, Анна Эдуардовна и он, а другие прохаживаются по ту сторону прутьев и показывают на них пальцем: смотрите, мол, какие они уродливые и совсем на нас не похожие, разве что одна голова у них, две руки и ноги.

      – Мы не отмечаем Пасху, – сказал он.

      Штаубдесять

      опешила, и ее голова коротко дернулась как у птицы.

      – Совсем?

      – Да.

      – Почему?

      – Мы не веруем в Иисуса Христа как в Бога. А вы?

      – Что? – Она выпрямилась под его взглядом.

      – Верите?

      После секундной паузы она неестественно вскинула свой старушечий подбородок с лоскутами дряблой кожи снизу.

      – Я – да. Верю.

      – Боитесь?

      – …

      – Или рассчитываете попасть в рай?

      Анна Эдуардовна впала в кому.

      Проскурякова вышла на сцену.

      – Сергей Иванович, вы слишком категоричны и не уважаете чувства других.

      Тут и Анна Эдуардовна ожила. Ее затрясло от обиды и гнева.

      – Во что же вы тогда верите, Сергей Иванович? – спросила она подрагивающим голосом.

      – Я, Анна Эдуардовна, хочу быть ближе к этому миру. Разве здесь нет ничего, во что можно верить?

      – Например?

      – В человека. Но не в каждого.

      – Вот это новости! – Проскурякова улыбнулась гадко. – Сергей Иванович у нас атеист! – Она окинула взглядом присутствующих, будто ликуя.

      – Галина Тимофеевна, вы не возражаете, если я задам вам один вопрос? – сказал он.

      Ей потребовалась вся ее выдержка, чтобы остаться в образе.

      – Нет.

      – Вы знаете, почему красят яйца?

      – А