Слава России. Елена Владимировна Семёнова

карать без пощады, но то ли слишком много оказалось их, то ли слишком хитры были, то ли неумело действовали Царевы люди, а только не удавалось и Царю справиться с этим невиданным наживательством на смерти и горе ближних.

      А ведь за такой грех Господь, знать, еще больше взыскует?..

      А что же бояре да дворяне? Спасаясь от голода сами, стали выгонять прочь свою челядь. Без отпуска, без освобождения от крепости, чтобы в лучшие времена закабалить обратно, без всякой помощи – выгоняли просто так, нищими в чистое поле. И куда же могут пойти такие нищие? Те из них, кто не согласен был просто лечь и смиренно умереть в голодных муках? Да в разбойники же! В обычные, которые на дорогах лютуют… И залютовали по Руси ватаги разбойничьи! Бойся, всякий хожалый! Бойся, всякий проезжий! Не только тела, но и души своих слуг губили хозяева нерадивые…

      И вот – один сплошной кровавый грех и бесчинный разбой царят на Руси – от Царя до последнего нищего, что с дубиной подался в леса… Какой-то кровью, каким-то страхом еще взойдет этот посев? Как-то платить придется за него? Страшно, Господи!

      Запасов Ульяны Осорьиной, как всегда, хватило ровно на год. И пополнить их было нечем. Крестник Ульянин, Николай, сын той самой Настены, которой некогда подарила она приданое и который теперь помогал ей в хозяйственных заботах, сокрушенно заключил:

      – Делать нечего, голубушка-барыня, челядь надо распускать. Не сможем мы прокормить ее.

      – Нет, Николушка, не годится этак, – возразила Ульяна. – Куда же они пойдут? В леса разбойничать, как другие несчастные? Так ведь их разбой на нас грехом ляжет. Как же нам души-то людские губить? Нельзя этого…

      – А что же тогда остается? – робко спросила круглая, румяная Варвара.

      Оставалось распродавать все, что было в доме и за его пределами. Оставшуюся скотину. Всю утварь. Все вещи. Все ценное и грошовое. Себе Ульяна оставила лишь две смены самого простого платья, теплый платок грубой шерсти и крепкие башмаки. Все прочее было распродано. Но вскоре пришел день, когда продавать стало нечего. Между тем, двор Ульяны наполняла не только челядь, но и стекавшиеся со всех сторон нищие, привыкшие, что здесь всегда подадут им пропитание.

      Истратив последние средства, Ульяна велела созвать всех холопов, и, выйдя к ним на крыльцо, сказала:

      – Детушки, все вы знаете, какая беда постигла нас. Все вы свидетели, что я делала все, чтобы не допустить вас до голода и отчаяния. Но, вот, исчерпаны последние запасы наши. Посему я предлагаю дать всем вам вольные с тем, чтобы вы могли разойтись и жить впредь своим умом, как кого Бог сподобит.

      Гробовая тишина с редкими бабьими всхлипами и негромкими перешептываниями мужиков была хозяйке ответом.

      – Что же вы молчите? – окликнул их Николай. – Барыня вам вольные предлагает, не то что другие хозяева! Свободными людьми станете!

      – Да на кой нам такая воля? – отозвался бывший конюх Силантий. – И куда нам идти от нашей госпожи-милостивицы? Нет уж, жили вместе, а коль пришла пора