Обреченные на любовь. Виктор Коона

простить, если это необходимо, и, конечно же, поддержать.

      Все еще плохо соображая, он поднялся в квартиру, из которой недавно вышла Нина, открыл дверь (ключи у него были) и вошел.

      – Папа, папа, – сыновья радостно кинулись ему на шею. Несмотря на раннее утро, они были уже на ногах. Он обнял подбежавших детей и сильно прижал к себе. Объятия детских рук, веселые, улыбающиеся лица подействовали отрезвляюще.

      – Собирайтесь, мы уезжаем.

      – А куда? – поинтересовался старший сын.

      – К бабушке.

      – У-р-р-р-а!!! – закричал он и кинулся одеваться.

      В это время из комнаты вышла старшая сестра Нины, Марина. Женщина пару недель назад прилетела из далекого Хабаровска (где она в данный момент проживала с любимым мужем), чтобы побыть со своим сыном, в силу определенных обстоятельств вынужденному жить в семье Бориса.

      – Привет. Вы куда-то уезжаете? – обратилась она к Борису.

      – Здравствуй. Да, мы едем к бабушке.

      – Так внезапно? – она удивленно посмотрела на Бориса. В прихожей было темновато, и Марина не сразу заметила, что с Борисом что-то происходит. Приглядевшись, она заметила необычайно белый цвет лица своего деверя. Само собой разумеется, Марина была в курсе семейных передряг своей сестры и очень переживала по этому поводу. С присущим ей тактом, женщина не стала задавать лишних вопросов. Она всегда хорошо к нему относилась, и была рада, что у сестры такой муж. Отношения Бориса и Марины всегда были особенными: теплыми, дружескими и немного заигрывающими.

      – Да, так надо, – сухо ответил Борис. Его тон убедил Марину в том, что произошло нечто ужасное. Она почувствовала, что Борис не желает продолжать разговор и удалилась.

      Дети собрались довольно быстро. Попрощавшись с Мариной, Борис с сыновьями отправился к матери.

      Борис так крепко сжимал руль, что костяшки его пальцев стали такими же белыми, как облака, пролетавшие высоко над головой. Лицо его было хмурым и задумчивым, зелено-карие глаза поблекли и помутнели. Взгляд, в котором читались боль и невыносимые страдания, падал на серую ленту дороги, быстро мелькавшую перед капотом машины.

      Если бы в этот момент кто-нибудь заглянул в глаза сорокалетнего мужчины, сидевшего за рулем автомобиля, то ужаснулся бы от увиденного. Эти обычно веселые, жизнерадостные и смеющиеся глаза, были наполнены невероятной мукой, поднимающейся из глубины его разорванной в клочья и истекающей кровью души.

      Страдания, которые обрушились на его душу и разум сейчас, не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытал ранее. Физическую боль можно было вытерпеть, но боль кричащей души, боль пронзенного предательством сердца, была настолько истязающей и мучительной, что мозг с большим трудом воспринимал окружающую действительность.

      В его груди горел, нет, бушевал невиданной силы огонь, который так и норовил выплеснуться наружу и сжечь все вокруг. Этот адский огонь воспламенил сердце, бешено стучавшее