Твой плен. Нидейла Нэльте

вы уверены, что он ничего не скажет, даже при более сильном воздействии.

      – Попробовать надавить сильнее всегда можно. Но когда мараги последний раз что-то рассказывали без фитарели?

      – Да был как-то один…

      – Тот слабак? Сравнила.

      – Идём, глянем, – Сафира поднялась, испытав странное желание лично посмотреть на пленника. Обычно лицезреть последствия допросов не доставляло ей удовольствия, но предводительница не должна быть неженкой, не способной взглянуть на раны и синяки.

      ***

      Лунар уже находился в темницах. Лиары не любили грязи, поэтому в камерах имелись туалеты и даже краны, вода, правда, подавалась только трижды в день. На полу подновлялась солома, в углу лежал тюфяк.

      Мараг сидел на забросанном соломой каменном полу, прислонившись к холодной стене и подтянув к себе колени. Лицо покрыли фиолетово-багровые разводы, на губах запеклась корка крови, плотная рубаха вся в тёмных пятнах.

      Сафира приблизилась – ближе, чем следовало бы, даже взялась за прутья решётки. Рука Альяры попыталась придержать, но предводительница повела плечом, освобождаясь. Воин был не в том состоянии, чтобы с положения сидя успел допрыгнуть до неё в одном рывке.

      – Если скажешь, где твоя фитарель, – верну её тебе, – произнесла Сафира. Лунар открыл глаза, усмехнулся – корка на нижней губе треснула – и насмешливо поинтересовался:

      – Слово предводительницы?

      – Не признаешься, значит, – произнесла она. Он чуть заметно пожал плечами.

      – Говорят, ты хороший воин, – продолжила разговор, внезапно для себя начиная теряться. Что ему сказать, что предложить? Мараги в своём упрямстве стоили лиаров, она была уверена в каждом из своих воинов, что даже самым страшным допросом их не сломить. То же справедливо и для марагов, как это ни печально признавать.

      – Говорят, – усмехнулся Лунар.

      – Почему лишь сонатый?

      – Приказ командора.

      – Кадим лучший воин? – с некоторым удивлением уточнила она.

      – Не мне судить.

      – Лиары разбираются в бойцах. Только потому ты ещё жив. Почему не в центровом отряде?

      – Приказ командора.

      – За что волосы сбрили, значит, тоже не сознаешься? – поинтересовалась она, ощущая себя не слишком разумно. Зачем пришла сюда, чего хотела добиться? Рассмотреть, кто скрывается за маской спокойствия? Снова не продумав, на эмоциях… Эх, ей бы ещё лет пять у Талима учиться. Или десять…

      Одно она знала точно: чем-то воин её заинтересовал, чем-то неуловимым, какой-то важной деталью, и она изо всех сил пыталась нащупать это, осознать, как же с ним поступить и чего ожидать.

      – Какая тебе разница?

      – Хочу понять, что с тобой делать дальше.

      – Есть варианты?

      – Не менее трёх. Убить. Допросить по максимуму. Предложить перейти в отряд. Что выбираешь?

      – Первое.

      Кто бы сомневался!

      – Не надейся.

      Чем больше она на него смотрела, тем явственнее осознавала, что с ним связано нечто важное. Волосы разгорелись, едва ли не забивая