Если бы всё было иначе. Сара Эверетт

тебя нужно будет отвезти домой, – быстро добавляю я, прежде чем отправить сообщение.

      Я представляю опасность для других покупателей – иду вперед, уставившись в телефон, и не смотрю по сторонам, – когда вдруг уголком глаза вижу его и замираю на месте. За какую-то долю секунды я замечаю все детали до единой. Его кудрявые черные волосы, широкие плечи, джинсы, истрепавшиеся по краям, словно он никогда их не снимает. Он выглядит старше и кажется усталым.

      Когда наши взгляды встречаются, весь мир замирает. У троих людей, которых я любила больше всех на свете, совершенно одинаковые темно-карие глаза. Сейчас эти глаза кажутся мне другими. В них горят боль, злость и какая-то эмоция, которую я не могу разобрать. Он стоит в другом конце отдела и явно собирается развернуться и пойти в обратную сторону. Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь, но слова не идут.

      Я пытаюсь еще раз. Ничего не получается.

      Наконец мои ноги начинают двигаться, не посоветовавшись с мозгом. Я выбегаю из отдела полуфабрикатов с пустыми руками.

      Когда я становлюсь в очередь рядом с мамой, она бросает на меня непонимающий взгляд.

      – А где вафли?

      – Я…

      – Джесси, что-то случилось? – спрашивает она и вслед за мной смотрит в ту сторону, откуда я только что пришла.

      – Они закончились, – выдавливаю я еще одну секунду спустя.

      – А, ну ладно, – неуверенно протягивает мама. Кажется, она пытается понять, почему я так расстроилась из-за того, что в супермаркете нет замороженных вафель. – Можем заехать в другой магазин по дороге домой.

      Я еще раз оглядываюсь через плечо, как будто меня что-то преследует.

      Я даже не надеюсь, что он пошел за мной. Так оно и есть.

      Разумеется, так оно и есть.

      Я помогаю маме донести пакеты до машины. Все это время она говорит что-то про авокадо, которые мы купили со скидкой. Я пытаюсь слушать, но бо́льшая часть меня по-прежнему стоит в отделе полуфабрикатов напротив парня, который был для меня семьей, хоть никогда не приходился мне братом и не вполне мог называться другом.

      Я знаю, что он постоянно возвращается в Винчестер, но вижу его впервые после похорон.

      В мою голову приходят глупые мысли: «Я одета как бомж».

      Банальные мысли: «Он отращивает бородку».

      Я стараюсь сосредоточиться на том, что сижу в машине с мамой, но мои уши раздирает какофония звуков.

      А в моей памяти проигрывается один и тот же момент. Люк Коэн стоит посреди супермаркета и смотрит на меня так, как будто совершенно меня не знает.

      3

ТОГДА

      Мэл называла свою болезнь «Большим Злом». У нее была теория, что оно есть у каждого человека, независимо от того, известно нам о нем или нет. Еще она верила, что Большое Зло может измениться. Самая важная проблема в твоей жизни может со временем потерять свою зловредность.

      Для мамы Большим Злом была депрессия, мешавшая ей хоть как-то функционировать. Для папы – то, что он не знал, как помочь маме или как стать двумя родителями сразу, и в результате