Фандом 2.0. Анна Дэй

нервно сглатываю.

      – Не помню. Эти чёртовы литагенты вечно чего-нибудь напридумывают. Они даже хуже редакторов.

      – А может, нам поговорить с Оливией? – задумчиво спрашивает Виола.

      У меня в груди поднимается волна настоящей паники.

      – Зачем? Что теперь изменишь?

      – Элис, третьей книги быть не должно, понимаешь? И не важно, кто её может написать. Не знаю, как объяснить, но я чувствую, что героев «Танца повешенных» надо оставить в покое. Мы придумали хороший конец во второй части, что бы там всякие критики ни писали. У наших героев появилась надежда, перед ними открылись новые возможности… Они теперь свободны и пусть живут, как пожелают.

      Виола разволновалась не на шутку, и меня это беспокоит. Почему для неё это так важно? Говорит, что не может объяснить. А на самом деле – это я боюсь спросить. Мне страшно задать даже один из вопросов, на которые у меня нет ответа. Не хочу тревожить едва затянувшуюся рану. И безотчётно прибавляю шаг, уверенно впечатывая каблуки в твёрдый, неподдающийся асфальт.

      – Виола, я знаю, тебя бесит этот разговор, но герои книг – всего лишь выдуманные персонажи. Даже Нейт. Конечно, мы приписали книжному Нейту качества твоего младшего брата, но только чтобы посмотреть, как он раздуется от гордости, когда узнает… однажды.

      – А, ну да… Кстати, он до сих пор в коме и не слышал о второй книге.

      Она будто ударила меня этими словами.

      – Я помню, – тихо отвечаю я. – Ведь я тоже его люблю.

      За углом над входом в метро сияет знакомая эмблема.

      – Конечно, – уже мягче отзывается Виола, касаясь моей руки. – Прости.

      Я обнимаю её за худенькие плечи и на секунду крепко прижимаю к себе.

      – Ничего. Нам обеим его сильно не хватает, и оттого всё кажется ещё… страшнее.

      Мы спускаемся на станцию, и я щурюсь, пытаясь разглядеть ступеньки сквозь тёмные стёкла очков, которые и не подумала снять.

      – Знаешь, давай позвоним Оливии, – настаивает Виола. – Просто убедимся, что Тимоти не блефует.

      «Ох, понеслось…»

      Во рту опять знакомый горький привкус. Наверное, так просыпается моя совесть, напоминая об ошибках. Давно надо было рассказать Виоле о контракте.

      Когда лестница наконец-то заканчивается, я беру подругу за руки и смотрю ей в глаза. Сделав глубокий вдох, с трудом выговариваю:

      – Он не блефует, Ви.

      – Так ты знала? – мгновенно помрачнев, резко спрашивает она. – Ты давно знаешь, что кто угодно может написать продолжение, если мы откажемся?

      С такой болью Виола смотрела на меня давным-давно. Ей было четыре года, и Гарри Уолш толкнул её прямо в колючие кусты возле детского сада. Она даже плакать не могла от боли. Тогда я её спасла, прогнала обидчиков. А на этот раз Гарри Уолш – это я. Нет, ещё хуже, я колючая живая изгородь.

      – Оливия уверяла, что ничего не поделать.

      Как странно. Мой голос звучит так холодно, а в груди полыхает горячее пламя. И я с неимоверным трудом сдерживаю слёзы.

      – Хоть бы мне сказала, – роняет Виола.

      – И