Угрюм-река. Книга 2. Вячеслав Шишков

выжидала.

      – Нина Яковлевна! Я всегда изумлялся вашему уму, вашему доброму, истинно христианскому сердцу. Я католик, но я христианин… И стоит вам сказать слово – я буду православным.

      – Спасибо, – вновь протянула Нина, и печаль в ее взоре явно полиняла. Она теперь прислушивалась к вкрадчивому голосу Парчевского и сердцем и умом. – Вы, кажется, очень религиозны?

      – О, без сомнения! – с пафосом воскликнул атеист Парчевский и с великим ликованием сразу ощутил под ногами твердь для дальнейшей атаки Нининого сердца. – Я весь в матушку. Она была русская, – соврал он, – и фанатически религиозна. Я и теперь часто молюсь по ночам, вспоминаю свою святую мать и плачу…

      – Какой вы милый! – в христианском сочувствии к нему сказала Нина, и сразу ей стало тепло возле него. – Как жаль, что… – и она не докончила, она хотела пожалеть, что ее близкий друг Протасов не такой. Она мечтательно откинулась в кресле, и горящие глаза ее устремились чрез потухший самовар, чрез вазы с фруктами куда-то вдаль.

      Инженера Парчевского забила лихорадка. Он мельком взглянул на стенные английские часы, – они приготовились бить десять, – и решил, что время наступило. Наденька, наверное, уже успела закончить поручение, и Протасов вот-вот может появиться здесь. Итак, смелей! Минута промедления может все сгубить.

      – Нина Яковлевна! – Парчевский поднялся во весь рост и сцепил ладони рук своих в замок.

      Нина дрогнула духом и быстро повернулась в его сторону.

      – Я должен, я должен открыть вам имя той, которая для меня дороже жизни.

      Тонкие брови Нины взлетели вверх, рот полуоткрылся. Парчевский отступил полшага назад и безоглядно бросился, как в омут, к ногам Нины.

      – Нина! Это вы!

      Нина вскочила и, сверкая испуганным взглядом, с мольбой всплеснула руками в сторону серебряной иконы Богоматери.

      – Презирайте меня, плюйте на меня! Я тут же покончу с собой у ваших ног. Но я люблю вас!

      – Безумец! – вскричала Нина, собираясь бежать из комнаты. – Как вы осмелились мне, замужней женщине…

      – Простите великодушно, простите! – заламывая, как провинциальный трагик, руки, полз за нею на коленях Парчевский и рыдающим голосом воскликнул: – Но вы вдова!..

      – Вдова?! – Нервы Нины на мгновение сомлели, но она тут же рассмеялась каким-то особым злорадно-тихим смехом. – Да, да… В некотором роде – да, вдова. Но это все-таки еще не дает вам права…

      Она оборвала и вздрогнула: под самым ухом ее задребезжал телефон (в их доме почти в каждой комнате по аппарату).

      Парчевский быстро поднялся, отряхнул платком колени, расправил складки брюк и – замер.

      Разговор по телефону:

      – Нина Яковлевна? Добрый вечер.

      – Добрый вечер. Протасов, вы?

      – Я. Скажите, вы ничего не получали из Петербурга?

      – Нет.

      – Хм… Странно, очень странно…

      – А именно?..

      – Я имею известие, которое мне кажется совершенно невероятным…

      – Приятное,