Революция. Дженнифер Доннелли

их один за другим и останавливаюсь на краю. Подо мной улица. И кажется, что это так просто – еще шаг, и все кончено. Больше никакой боли, никакой ярости, ничего.

      Голос за моей спиной произносит:

      – Слушай, не надо. Правда. Не надо.

      Я поворачиваюсь.

      – Почему?

      Ник говорит:

      – Мне будет тебя не хватать. Ну и всем остальным тоже.

      Я начинаю ржать.

      – Ну ладно, ладно, но по гитаре-то я точно буду скучать. Если решишь прыгать, оставь ее тут, хорошо?

      До меня доходит, что я до сих пор стою с гитарой Кита Ричардса на шее. Я могла забрать ее с собой, и она разбилась бы вдребезги. Эта мысль ввергает меня в ужас. Я делаю шаг к Нику.

      – Черт, прости, пожалуйста, Ник…

      Моя нога скользит по льду, я теряю равновесие и кричу, а Ник хватает меня за руку – кажется, что сейчас мы оба рухнем вниз, но в последний момент он резко дергает меня на себя, и мы удерживаемся на крыше.

      Он отпускает меня и начинает орать. Со всей дури. Его голос хрипит и надламывается. Я не могу разобрать слова: в ушах стучит кровь. Хочет, чтобы я ушла? Я снимаю гитару и опускаю на бетон.

      – Нет уж, подними! – требует Ник. – Подними и сыграй что-нибудь. Хоть какой-то от тебя толк будет. Обоих нас чуть не угробила!

      И я играю дрожащими руками. Получается фигово, но я пытаюсь изобразить «You Can’t Always Get What You Want», потому что это кажется уместным. Потом играю «Far Away Eyes». Потом «Fool to Cry»[22]. А потом прерываюсь, чтобы согреть руки.

      Ник молчит. Я решаю, что он все еще злится или думает, что я бездарность, но он вдруг произносит:

      – Это очень круто. Сыграй еще.

      – Не могу. Пальцы задубели.

      Он подходит, берет мои руки и дышит на них. Его дыхание сладко пахнет вином и теплом. Он весь хорошо пахнет. И выглядит.

      И когда он берет мое лицо в ладони и целует меня, это тоже оказывается хорошо.

      На мне все еще висит гитара. Я ее снимаю, чтобы не мешала прижаться к нему. Хочу почувствовать его дыхание на своей шее. Почувствовать тепло его кожи. Почувствовать хоть что-нибудь, кроме тоски.

      Держи меня, шепчу я беззвучно. Держи меня здесь. На этой земле. В этой жизни. Сделай, чтобы я захотела тебя. Захотела хоть что-нибудь. Пожалуйста, сделай.

      И тут раздается:

      – О-фи-геть.

      Это Арден. Она тоже поднялась на крышу.

      – Ник, какой же ты засранец!

      – Арден, ну ты чего… это просто так… мы, это, короче, она расстроилась, и я…

      Арден запускает в него пивной бутылкой, которая разбивается о трубу за его спиной. И тогда начинается ор.

      – Тебе лучше уйти, – бросает мне Ник.

      И я ухожу. Скорее. Три пролета вниз по лестнице, прочь из дома. Я уже прошла половину Пайнэппл, а крики все еще слышны.

      – Да как ты мог! Тебе на меня совсем наплевать, да?

      – Я же сказал, ничего не было!

      Ну конечно. Совсем ничего. И почему я не спрыгнула, пока был шанс?

8.

      – Мам?

      Я распахиваю дверь и захожу

22

Все три песни написаны «Роллинг Стоунз».