Венок из роз. Екатерина Оленева

должны извиниться, за что, что напугали меня вашим глупым розыгрышем!

      – Я извиняюсь, – разыгрывая искреннее раскаяние, проговорил Вольф. – Я и не надеялся, что моя безопасность может так вас встревожить. А теперь ваша очередь, Роуз. Ну, же! Не упрямьтесь! Нас скоро догонят, и мы так и не узнаем, каким сладким может быть наш поцелуй…

      Она замерла, обмякнув в удерживающих её руках и сквозь ресницы посмотрела на молодого человека. Его ладони держали её руки, зажимая их над её головой в попытках удержать, когда Роуз вырывалась. В какой-то момент их пальцы переплелись.

      Роуз не решалась поднять на Вольфа глаза. Вот только что могла с гневом и яростью смотреть ему в лицо, а в следующий момент это отчего-то сделалось таким сложным.

      Ей было душно, и жарко, и томно.

      Его руки отпустили её пальцы, но лишь затем, чтобы прижать плечи Роуз к земле. Его губы были совсем рядом…

      Роуз потянулась к ним сама, как цветок непроизвольно тянется за солнцем, раскрывая тому на встречу все свои лепестки.

      И в следующей момент он поцеловал её. Она никогда не целовалась ни с кем прежде, боясь, что глупые рыцари станут судачить о своей госпоже. Да и желания такого у неё не возникало – так, праздное любопытство, но это было недостаточной причиной…

      Вольф целовался так, что у неё голова шла кругом. Это был бешеный, сумасшедший поцелуй, жаркий и страстный, ошеломляющий и покоряющий Роуз. Их губы разъединялись лишь затем, чтобы глотнуть воздуха и с новой силой и жаждой соприкоснуться вновь.

      Роуз была новичком в искусстве поцелуев, но Вольф вряд ли имел основания упрекнуть свою ученицу в отсутствии понятливости или прилежания. Чудесное опьянение обволакивало её. Она чувствовала себя счастливой. Зелёные травы сплетались рядом с ними, качались, как колыбель, убаюкивали сознание.

      – Боже! Боже мой… – сорвалось с губ Роуз. – Я…

      – Что – вы, миледи?..

      – Я не думала, что это…

      – Что это – что? – его горячие глаза пытались прочитать мысли девушки на её лице.

      – Что поцелуй так опьяняет.

      –Рискну предположить, что пьянит не любой поцелуй, – лукаво ухмыльнулся он.

      А потом вдруг посерьёзнел:

      – Мне кажется, что я влюбляюсь в вас, миледи.

      – Какая невидаль, милорд! – фыркнула Роуз, отталкивая молодого человека от себя. – Сдаётся мне, вам влюбляться не впервой.

      – Почему вы так говорите?

      – Потому, – сказала Роуз, отправляя одежду, – что как не оторваны мы от столицы и Царьграда, сплетни порой и сюда доходят. Готова поспорить, мои поцелуи для вас далеко не первые.

      – Готов поспорить, – дерзко парировал он, – что будь вы первой, кого я целую, мои поцелуи вряд ли бы вам понравились.

      Стало грустно и обидно. Совсем не таких слов ожидала Роуз от Вольфа. Ей хотелось нежности, хотелось слов о любви, о том, что она единственная. А прозвучавшая прямолинейная правда вовсе не пришлась ей по вкусу.

      Не говоря ни слова, она направилась к Дымке.

      – Леди Роуз!..

      Нет, его голос не заставит