Свято-tehno. Николай Александрович Гиливеря

на главную улицу, где присоединяется в строй к своим.

      Воздух всё также отдает прекрасной прохладой. Настроение у ребят в чёрной форме без каких-либо опознавательных нашивок – просто чудесное. Всё гладко, как и планировалось. Не сговариваясь, во всех четырёх машинах снова включается радио, откуда начинает доноситься бессмертная классика:

      «…ая луна стала нашей виной,

      Все везде говорили

      Этой странной любовью,

      Которую так никому – Ему не простили!»

      Под звуки этой лирической песни подросток начал с омерзением приходить в себя и жалеть, что его не убили сразу. Алексей был погружен в свои мысли, при этом содрогался всем телом. Худой и пухлый лежали в отключке. А проститутка посчитала песню пророческой. Она начала догадываться, в чём может состоять причина её «задержания». И если её догадка была верна, то дело попахивало крайне скверно.

      «…от он поднял меч и вымолвил

      Честь моя, ох, моя честь….

      Лишь она, лишь она – будь счастлив, брат….»

      Ехали недолго. «Минут двадцать» – посчитала про себя проститутка Дина. Ещё она думала о том, как всё же время относительно. Даже если взять отрезок в двадцать минут. Для скорострела – целая вечность. Для ребенка, гуляющего во дворе, одна секунда. Для неё, Дины, двадцать минут, проведённые в этом чёртовом грузовичке, впустую потраченные двадцать минут. И, несмотря на всю серьёзность ситуации, она всё равно была разгневана.

      По сути, ещё ничего ужасного не случилось. Как она поняла, с ней просто хотят поговорить. Если бы хотели убить – убили б на месте. Иначе нужно быть кончеными идиотами, чтобы везти какую-то сраную шлюху бог знает куда. При мысли о «сраной шлюхе» – Дина поперхнулась. Оскорбила саму себя. Нет. Она не сраная шлюха. Вполне себе хорошая и добротная шлюшка. Подмывается даже чаще многих фиф.

      Один из её похитителей всю дорогу молчал. Только глаз не отводил от тела женщины. Её это не смущало, но немного напрягало в том плане, что случись что: трахаться не за деньги, а по прихоти с мудаком не очень то и хотелось, учитывая, что свободу ей уже никто не предложит взамен наслаждению.

      С того момента, как машина куда-то приехала (Дина слышала, как водитель говорил что-то по рации, а потом были слышны звуки открывающихся ворот), прошло уже несколько минут. Но дверь фургона никто не открывал, да и ничего не происходило. Она уже хотела открыть рот. Хотела сказать, что у неё не так много свободного времени. Что ей нужно кормить своего выдуманного ребёнка, что ей нужно платить за большую придуманную ипотеку, да и что у неё вообще куча своих личных проблем, которые никто не будет решать за неё; но в этот момент в ухе её надзирателя что-то зашуршало и тело в чёрном, наконец, зашевелилось. Его крепкие руки на широких плечах раздвинули тяжелую дверь фургона. Яркий свет ослепил Дину неожиданно. В голове щёлкнуло. Рука сама дёрнулась к лицу.

      Тяжёлые ботинки выпрыгнули в появившейся проём, а затем мягкий мужской голос обратился к этой гордой женщине:

      – Мисс,