Загадать желание. Ольга Кай

притащила еду, нагрела молока. Горыныч – неумытый, в затасканной рубахе и штанах, сердито смотрел на нас с низенькой, накрытой старым одеялом, тахты. А когда подруга предложила помочь ему прибраться в доме и вещи постирать, выпроводил нас за дверь.

      Мы не обиделись и тем же вечером заявились к Арису ужинать. Естественно, со своими припасами, и как Горыныч ни отнекивался, ему пришлось уступить и нашим уговорам, и собственному желудку. Что с ним случилось, где он был, и куда делась его сумка, деньги и тулуп – мы так и не узнали. Но первые несколько дней буквально заставили своего соседа на завтрак, обед и ужин заглядывать к нам в гости.

      Вчера Арис, уже окончательно придя в себя, отправился к старосте на подработку – дрова рубить, колодец подправлять. Сегодня я его не видела – на завтрак не пришел, а дома его не оказалось.

      В лесу было хорошо и так пьяняще пахло весной, что хотелось лечь на землю и дышать, дышать… Но на земле еще холодно, да и Алинка, наверное, ждет. Я поднялась, потянулась за корзинкой – и замерла.

      В нескольких шагах от берега, прислонясь к серому древесному стволу, стояла девушка. Высокая, тоненькая, бледная – аж светится. Длинные темно-русые волосы мягкими волнами ниспадали на спину. Платье, словно сшитое из молодой листвы, держалось на одном плече, плавно обволакивало стройную фигуру и спускалось до земли. Незнакомка звонко рассмеялась, откровенно забавляясь моим изумлением, шагнула вперед. В высоком разрезе показалась стройная белая ножка.

      Я уже почти догадалась, кто передо мной, и потому решила, что надо проявить вежливость.

      – Здравствуй… те.

      – Здравствуй, – ответила она. Тоненький голосок звенел колокольчиком.

      – Ты кто такая?

      – Человек, – ответа получше у меня не нашлось.

      – Вижу, что человек, – она снова засмеялась. – А что делаешь в моем лесу?

      – Листочки собираю, – я показала ей корзинку.

      Та заглянула внутрь, словно оценивая причиненный ущерб. В милом треугольном личике с большими янтарными глазами было что-то кошачье. Я не удержалась и спросила:

      – А ты кто?

      – Я – дочь леса.

      – Мавка?

      Она передернула плечиками.

      – Меня Осинкой зовут. А тебя?

      – Женя, – сказала и сообразила, что свое имя называть не стоило.

      – Ишь ты, не соврала, – Осинка прищурилась. – Глууупая!

      – Зато честная, – обреченно похвасталась я, чем снова вызвала смех.

      – Я же говорю – глупая!

      Цепкие прохладные пальцы с неожиданной силой вырвали из моих рук корзинку, я услышала всплеск за спиной и обернулась. Корзинка плыла по речке, листики, собранные с таким трудом, кружились на воде.

      «Вот тебе и хлеб с молоком», – успела подумать, и тут же почувствовала прикосновение рук на плечах. Что-то царапнуло кожу.

      Я дернулась, и лишь тогда увидела, что за плечи меня держат не тонкие девичьи руки, а ветви, новые побеги