Нестор Махно. Виктор Ахинько

Нестор. – Держава тебе дороже? Новый хомут ищешь на свою шею? Министры с прихвостнями уже шьют его в Киеве!

      Собеседник не торопился отвечать. Видимо, тоже волновался.

      – Никогда не задумывался, анархист, почему француз живет в своей стране, японец, русский – в своей, а я и ты – в чужой? Мы что, украинцы, – пальцем сделаны? Обидно же!

      Теперь Нестор помолчал. Такая мысль приходила ему в голову, но от государства он не получал и не ждал ничего хорошего.

      – Тебя как зовут?

      – Хорунжий я, Анатолий Кармазь.

      – Не кипятись, Толя. Что означает, по-твоему, страна?

      – Ну, свое государство, армия, наши начальники. Я, к примеру, мог бы стать войсковым старшиной.

      – Чем же вы лучше русских бюрократов? – возмутился Нестор. – Страна – это моя родная земля без каких-либо надзирателей. Только выбранные народом и в любой момент сменяемые исполнители его воли, как у запорожских казаков. Ото настоящая, СВОЯ страна!

      – Э-э, те времена уплыли с днепровской водой. Слышь, як вона журчит? – усмехнулся Кармазь. – Нас же миллионы! Без бумажки, крючкотвора и страха не будет никакого порядка. Это у тебя, извини, сладкий бред.

      – А Швейцария с ее коммунами? Задуренный ты муштрой, хорунжий! – воскликнул Нестор, возвращаясь к костру.

      Каждый из них жаждал того, что диктовали ему личный горький опыт и неопознанная судьба…

      Глубокой ночью Нестор, Степан и Роздайбида, тихо оседлав коней и прихватив пулемет, покинули остров Голодай. Были уверены: ночь-мать не даст погибать.

      Припав к гривам коней, трое неслись во тьме по степным зверобоям и татарникам, жестко посохшим к осени по балкам и мелким речушкам: мимо Муравского шляха, немецких колоний с добротными каменными домами, что спали в тревоге без огоньков, мимо украинских хат, насупившихся под соломой и тростником. Где-то в полях горели стога, невесть кем подожженные, то ли гайдамаками, скучающими на державной варте (Прим. ред. – В дозоре), то ли крестьянами, мстящими помещикам, что возвратились. На горизонте вспыхивали, гасли зарева, и несло горечью ночных костров, чем-то смятенным и позабытым со времен мирной жизни…

      День они проспали в степном яру. К ночи перекусили, зажгли костер. Слушая рассказы Нестора о России, Степан молчал, наконец выдавил:

      – У кожного своя доля и свий шлях шырокый.

      Нестор насторожился:

      – Чего ты хочешь?

      – Пойиду сам. Додому.

      – Да в чем дело? Говори толком.

      – Ну, нэ люблю я москалив! – вспылил Степан. – Ни добрых, ни злых. Хочу, шоб у нас була своя держава. Своя, чуешь!

      – Тебе-то, нищему, что от нее? – недоумевал Нестор. Упрямство товарища казалось ему просто нелепым.

      – Так думав дид, батько мий и я тоже! – стоял на своем Степан. Оседлав коня, он еще добавил напоследок: – А ты ридну мову забув!

      Нестор вскочил, схватился за наган.

      – Выдашь нас, что ли?

      Беглец ускакал во тьму. Нестор с недоумением смотрел ему вслед.

      – А ты чего ждешь? – отчужденно,