Граждане неба. Рассказы о монахах и монастырях. Отсутствует

черкес ножом распорол, все чрево вывалилось. Не приведи Бог что только было, страсти одни! А как покончили черкесов, тут же и бунт покончился. Вся ярмарка разбежалась. Думали, в толпе никого не разберут. Да ведь на нашу ярмарку завсегда полиции видимо-невидимо нагоняют. Полицейских-то переодетых, может, человек пятьсот было, они то и подметили, кто больше воевал. Не успеет мужичок в свое село приехать, его сейчас и хватают. Пожалуй на расправу! Много народушка похватали, в тюрьмы понасажали. А потом Судебная палата харьковская вся к нам наехала, суд пошел… Каких мужичков в Сибирь на поселение угнали, каких в острог, в роты арестантские…

      – Что ж, и теперь черкесы у вас?

      – Они же опять. Только потише стали. А тех побитых граф похоронить велел на свой счет, около усадьбы своей. Один-то оказался христианской веры, тому крест на могиле поставил, а другие – нехристи, так тем только столбочки, вроде как бы шапки круглой…

      Служба по Афонскому уставу

      Всенощную мы отстояли в большом Успенском соборе, огромном, совсем еще новом пятиглавом храме с высокими сводами, с богатым золоченым иконостасом в четыре яруса. На стенах – изображения святых угодников крупнее, чем в рост человека, картины священной истории такого же грандиозного размера. Хотя завтра и не было большого праздника, густая толпа богомольцев залила обширный храм так, что протиснуться было трудно.

      Служба здесь величественная и долгая, по Афонскому уставу, который перенесен сюда из Глинской пустыни настоятелем Арсением и первыми иноками восстановленного монастыря. Два многолюдных хора монахов соединяются при пении главнейших стихир в общий хор; черный ряд мантий и клобуков сурово-траурным полукругом становится тогда перед царскими вратами, могучие мужественные голоса, свежие и звонкие, какие вырабатываются только на вольном просторе малороссийских степей, без смягчающей примеси дискантов и альтов, наполняют высокие своды собора важными и торжественными звуками священных песнопений, особенно подходящими к строгому духу монастырской службы. Горластые диаконы ревут и гудят молодыми басами, чередуясь с хором, словно трубы иерихонские. Старцы-иеромонахи двигаются бесшумно и стройно, тоже по строгой иноческой дисциплине, и во главе их – совсем седой старец-игумен с суровым взглядом и бледным лицом, заменяющий отсутствующего архимандрита.

      Монастырское кладбище. Пещерная церковь преподобных Антония и Феодосия

      На другой день после обедни в Успенском соборе мы посетили монастырское кладбище и древнюю пещерную церковь преподобных Антония и Феодосия.

      В этом «ближнем» кладбище, предназначенном для особенно уважаемых покойников, благотворивших монастырю, похоронена под великолепными памятниками семья Иловайских, князья Голицыны и другие знатные люди; на мраморном надгробии-пирамиде графа Матвея Ивановича Платова, командира Атаманского полка, сын которого был в университете моим товарищем по курсу и факультету, выразительные эмблемы его боевого звания – казацкая шапка, сабля и пистолеты.

      У