Нико-лав. Татьяна Богатова

площади, там, где сейчас Пенсионный фонд на первом этаже.

      – Да ты что?! Вот это да! А родственников точно нету?

      – Тётя Зоя сказала, что нет. Любовь Евсеевна была военным врачом, хирургом. Как и её муж. Только он давно умер и сын их тоже.

      – Вот, а у сына дети остались?

      – Нет, – покачала головой Алёнка, – он никогда женат не был.

      – А он точно умер?

      – Нина, да ты почему спрашиваешь?

      – Кто знает, Алёнка, бывает всякое. Может бабка эта из ума выжила и не помнит, что сын где-нибудь далеко, например, на Север уехал.

      – Нет, Нина, он у нас на кладбище похоронен, рядом с её мужем. Я сама Любовь Евсеевну как-то на могилки к ним отвозила.

      – Как же ты возила?

      – Такси вызывала. Правда Любовь Евсеевну с трудом с четвёртого этажа сволокла. Там же лифта нет.

      – Ой, как же ты дотащила? Толстая она?

      – Нет, наоборот, худая, сухонькая вся. Но и правда трудно было. Она на меня так навалилась, еле сползли с ней вниз. А подниматься почему-то легче было. Только старенькая она, конечно. После этой поездки настолько переутомилась, что уснула и проспала до следующего утра.

      – Ну, судя по всему, она бабка крепкая, – заключила Нина. – Намаешься ты ещё с ней. Небось, капризная. Кормишь-то ты её чем?

      – Да не то, чтобы, капризная, скорее, своеобразная. Она очень супы любит. И заставляет меня каждый день новый готовить. Но мне не трудно, опять же, сама поем. Не будешь ведь одну тарелку варить. Всё равно небольшую кастрюльку готовлю. К тому же, она тоже иногда тарелки по две, а то и по три съедает вечером.

      – Ну, хоть сама поешь вволю, – вздохнула Нина. – А то ты на детсадовских харчах совсем прозрачная стала. Только колготно тебе, конечно, продукты покупать и все такое.

      – Да лишь бы деньги давала. А деньги она даёт. Часто просит красной икры купить и конфеты с коньяком.

      – Ох, Алёнка, – рассмеялась Нина, – на всю жизнь икры, да конфет наешься.

      – Что ты? – удивилась Алёнка. – Я к этому не притрагиваюсь. Это же для Любовь Евсеевны. Мне и того, что я готовлю для неё, хватает. Супы, котлетки, пюре.

      – А пенсия у неё хорошая?

      – Да, тридцать тысяч, ветеранская.

      – Тебе-то денег даёт?

      – Даёт, конечно, на продукты, за квартиру заплатить. Врачам, которые к ней на дом приходят, она, правда, сама платит.

      – Да я про тебя говорю, тебе даёт деньги? Купить-то тебе надо что-нибудь, одежду там, обувь.

      – Так у меня теперь у самой деньги остаются. Я же на еду почти не трачу.

      – Что там у тебя остаётся от восьми тысяч? На проезд, да чтоб голой не ходить.

      – Не знаю, Нин, мне хватает. Я привыкла экономить.

      – Простушка ты, Алёнка, – сострадательно покачала головой Нина. – А на смерть-то у бабки есть?

      – На похороны? Да, есть, конечно. А ещё ремонтные, – улыбнулась Алёнка.

      – Как это?

      – Триста тысяч на ремонт, в отдельном от похоронных пакете. Любовь Евсеевна говорит, вот помру, так ты квартиру отремонтируй, окна пластик�