Страдать, чтобы простить. Ребекка Донован

в лучшем случае только завтра. Но у меня есть хороший друг, которого я могу навестить.

      – Извини. Я форменная идиотка. Не могу понять, как вести себя с тобой.

      – Ты меня поражаешь своими откровениями. И я решительно тебя не понимаю! – хмыкнул он. – Эмма, просто будь сама собой. Расслабься. Я тебя не обижу.

      А вот я вполне могу тебя обидеть.

      Пейтон сегодня не приедет. Интересно, сколько вреда я могу причинить за один день? Ведь я была Коулу явно не симпатична, и хотя меня к нему откровенно тянуло, уж один день я как-нибудь продержусь. Всего один день.

      – Ладно, – вздохнула я. – Что ты предлагаешь?

      Он сразу вскочил с дивана:

      – Поехали в зоопарк.

      – В зоопарк? – удивилась я.

      – Эмма, я не авантюрист. Я уже это говорил тебе. Поехали в зоопарк.

      Домой мы вернулись через несколько часов, наевшись от пуза мороженого и картофеля фри.

      – Ну как, вроде бы неплохо? – спросил Коул, кинув ключи на стол.

      – И не говори! – рассмеялась я. – Вот уж никогда бы не подумала, что буду кормить жирафа. Большое тебе спасибо.

      Возникла неловкая пауза, Коул ухмыльнулся одними уголками губ, тех самых губ, которые мне так хотелось…

      – Пожалуй, отправлюсь на пробежку. – Я нуждалась в передышке, чтобы провести курс детоксикации после целого дня, проведенного вдвоем с Коулом.

      У меня до сих пор горела кожа после случайного прикосновения к его руке, когда мы шли по дорожкам этого чудесного зоопарка, странно разбередившего душу. Голова шла кругом, а мой моральный компас словно взбесился. Нужно было бежать от Коула, и как можно дальше!

      – Я поджарю что-нибудь на гриле, – сообщил Коул. – Пообедаем, когда вернешься.

      Оставив Коула разжигать на веранде гриль, я отправилась на пляж.

      Надо сказать, что, переехав в Калифорнию, я старалась ни с кем особенно не сближаться. Даже девчонки, с которыми мы вместе снимали дом, по-настоящему меня не знали.

      На первом курсе я жила настоящей затворницей: я отгородилась от всех и вся, отказав себе в праве на проявление эмоций. В этом году я отчаянно пыталась контролировать свои чувства, но уже несколько раз сорвалась. Причем первый срыв произошел именно в тот вечер, когда в мою жизнь вошел Коул. А сейчас… я начинала снова испытывать какие-то чувства. Даже не какие-то, а весьма сильные. И я испугалась. Реально испугалась того, что может произойти, если мне не удастся спрятать эмоции в темном уголке своей души и запереть на замок.

      Мы, с нашими тайнами и мелкими хитростями, ничем не лучше других. Мы хуже других. Мы ломаем людям жизнь.

      Энергично поднимая ногами тучи песка, я бежала вперед в надежде заглушить голоса, в том числе и собственный, настойчиво напоминавшие о том, почему я закрыла для всех свое сердце. Я судорожно пыталась восстановить самоконтроль, который медленно, но верно теряла. Я спотыкалась и падала, начиная со всей неизбежностью осознавать, что можно убежать от кого угодно, но только не от себя.

      – Ты похожа на загнанную лошадь, – заметил Коул, когда