Земля сияющей власти. Сергей Алексеев

ленно, освещая себе путь в голубеющих сумеречных снегах. Кажется, время остановилось, а вместе с ним беспорядочный и бесконечный ток мысли. И все, что мгновение назад казалось важным – жажда тепла, огня, жизни, вдруг потеряло всяческий смысл. А Инга чего-то испугалась и, прячась за спину Мамонта, зашептала срывающимся, хриплым от простуды голосом:

      – Он – добрый? Он не сделает зла? Мне страшно, слышишь? Страшно.

      – Не бойся, – вымолвил он. – Это Святогор, прикосновение к вечности… Видишь, птица над головой?

      – Где – птица? Какая птица?..

      – Филин! На руке… Знак высшего разума и власти. И свеча!

      – Не вижу… свечи! – Инга дрожала. – И птицы не вижу…

      – Потому что ты слепая! Открой глаза!

      – Мамонт!.. Это же тень, какая-то фигура…

      Он шагнул навстречу Атенону, воздел руки.

      – Ура! Я Странник!

      Владыка остановился, отвел свечу от лица. Оставалось не больше десятка метров, ясно различался зеленоватый огонь птичьих глаз, свисающие крылья, изморозь на пегой бороде…

      – Это же… не человек, Мамонт! – в страхе зашептала Инга, цепляясь за одежду. – Зверь… Чудовище!

      Атенон вдруг развернулся и направился в гору, будто предлагая тем самым следовать за ним. Мамонт пошел, однако спутница ухватила руку, рванула назад.

      – Не ходи! Прошу тебя!

      Он попытался стряхнуть ее и, когда не получилось, чуть ли не волоком потащил за собой по снегу. Инга выпустила руку, но не сдалась, забежала вперед и кошкой прыгнула ему навстречу, ударив головой в лицо.

      – Стой! – внезапно прорезался и зазвенел ее голос. – Не пущу!

      Мамонт не почувствовал боли, однако ощутил горячую кровь, хлынувшую из разбитого носа. Свет в руке Атенона померк. Он обернулся, поджидая Странника, и внезапно обратился в косматое чудовище с пылающим взором круглых птичьих глаз. Заиндевелая на холоде шерсть покрывала его с головы до ног…

      – Мамонт, миленький, не ходи! – уже молила Инга, повиснув на шее.

      Преображение было настолько внезапным, что образ Владыки Святых Гор еще стоял перед глазами, сдваиваясь с человекообразным существом. Мамонт взял горсть снега, утер лицо, размазывая кровь. Сознание медленно возвращало его в реальность, отзываясь в затылке похмельной головной болью. Он просунул руку под фуфайку, непослушными, скрюченными пальцами нащупал пистолет. Снежный человек слегка присел и вроде бы оскалился.

      – Зямщиц! – позвал Мамонт. – Почему ты ходишь за мной?

      Он был не уверен, что это существо – тот самый несчастный Зямщиц, выпущенный Дарой на Алтае. Этот был на голову выше и шире в плечах. Услышав голос, он сделал мягкий скачок вперед, словно пугая странников, и, помедлив, пошел вокруг них. Мамонт отвел рукой Ингу и взвел курок.

      – Уходи!

      Выстрел треснул негромко, но откликнулся в горах раскатистым, звучным эхом.

      Он не боялся выстрелов, поскольку так же мягко присел, сунул руку в снег и поднял камень размером с человеческую голову.

      – Не стреляй, – вдруг попросила Инга и шагнула вперед. – Что тебе нужно? Кто ты?.. Мы не хотим тебе зла, уходи от нас.

      Мамонт держал его голову под прицелом, любое движение рукой с камнем – и разнес бы ему череп; с десяти метров не промахнешься.

      Снежный человек попятился, однако не выпустил булыжника.

      – Иди, ну иди же! – поторапливала Инга, медленно наступая. – И больше не приходи к нам, если не хочешь сказать, что тебе нужно.

      Когда между ними осталось метра четыре, мохнатый скиталец медленно развернулся и подался в гору, безбоязненно подставляя широкую спину под выстрел. По пути выбросил камень и оглянулся, неприятно блеснув своим нечеловеческим взором. Несколько минут его высокая фигура маячила на фоне белеющего снега, пока не растворилась среди темных пятен высоких камней.

      – А я замерзаю, – вдруг просто сказала Инга и села в сугроб.

      Она сама была как снежный человек, босая, и снег уже не таял на ее ступнях. Мамонт расстегнул фуфайку, поднял свитер и просунул ее ноги к себе под мышки. Будто положил два ледяных камня…

      – Ничего, – пробормотал он сквозь зубы. – Сейчас согрею…

      Согнув ее пополам, он подхватил Ингу с земли и понес к куче заготовленных и уложенных для костра дров.

      – Ноги не чувствуют тепла, – сказала она. – И кажется, ты ледяной.

      – У тебя есть спички? – безнадежно спросил Мамонт. – Я где-то уронил коробок…

      – Спички давно кончились, – со вздохом проговорила Инга. – Я поддерживала огонь…

      Не выпуская ее из рук – под мышками уже ломило от холода, – он встал на колени и принялся ощупывать снег возле дров: где-то здесь выпали спички… Впрочем, минутное затмение разума напрочь отключило сознание, и свет от свечи, рожденный воображением, спасительный и вожделенный, грел в этот миг жарче всякого костра. Он перелопачивал снег до тех пор, пока тот не перестал таять на руках.

      – Говорят,