Александр Суворов. Сергей Тимофеевич Григорьев

века, но стоявшему несокрушимо. Век нынешний и век минувший стояли плотно один к другому.

      Авдотья Федосеевна велела кучеру подъехать к главному входу нового дворца. Тройка остановилась у дверей с зеркальными стеклами.

      Из-за двери выглянуло чье-то испуганное лицо и спряталось. Долго никто не появлялся.

      – Матушка, поедем назад, домой! – сказал Александр. – Нас не хотят пускать…

      – Помоги мне выбраться.

      Александр выпрыгнул из возка и подал руку матери. Она, кряхтя и бранясь, выбралась из экипажа.

      – Смотри, не осрами меня в людях, – наставляла она сына. – Больше всего молчи. А если спросят, говори: «Да, сударь», «Да, сударыня».

      – А «нет» нельзя? – спросил Александр.

      Мать не успела ответить: зеркальная дверь отворилась, и оттуда выскочила сухая женщина, вся в черном, с пронырливыми светлыми глазами. Это была домоправительница Головина, Пелагея Петровна.

      – Батюшки мои! Да это, никак, Авдотья Федосеевна! – воскликнула Пелагея Петровна. – Пожалуйте ручку, сударыня! Здравствуйте, матушка-барыня! Давненько к нам не жаловали. Сашенька-то как вырос – и не узнать! Пожалуйте, пожалуйте!..

      Пелагея Петровна пропустила гостей в переднюю залу, велела кучеру отъехать на конный двор и заперла дверь на ключ.

      В передней не было ни дворецкого, ни слуг. В доме стояла глубокая тишина.

      – Как здоровье Василия Васильевича? – спросила Авдотья Федосеевна.

      – Слава богу…

      – А здоровье Прасковьи Тимофеевны?

      – Тоже слава богу…

      – Да что же это я ее не вижу? – обиженно проговорила Авдотья Федосеевна.

      В былое время подруга всегда выбегала ей навстречу, чтобы обнять на самом пороге дома.

      – Да все ли у вас благополучно? Тишина в доме, словно все вымерли…

      – Ох, барыня-матушка! Коли правду сказать, не в час вы к нам пожаловали. Преогромное у нас несчастье приключилося! Такое уж несчастье, что и не знаю, как сказать. Господь нас за грехи карает!

      – Да не пугай ты, Пелагея Петровна, – вишь, у меня ноги подкосились. Сказывай же!

      Авдотья Федосеевна грузно опустилась на диван, сгорая от любопытства.

      – Любимый-то кот барина, Ванька, залез в вятер[38] с живыми стерлядями, пожрал их всех, назад полез да в сетке и удавился!

      – Насмерть?

      – Насмерть, государыня, насмерть. Совсем окочурился кот. Было это еще утром. Стерлядей паровых заказал барин ради тебя, зная, что любишь. А теперь что мы будем делать? Как сказать про кончину котову? Матушка моя, да я и о твоем приезде доложить не смею… Покарал нас Господь!

      – Да неужто вы все тут с ума посходили?! – рассердилась наконец Авдотья Федосеевна. – Не домой же мне теперь ехать! Дайте хоть согреться. Уж если хотите, я сама ему про Ваньку-кота доложу…

      – Ой, государыня-матушка! – воскликнула Пелагея, и на лице ее появился сначала испуг, а потом радость. – Тебя-то он, матушка, выпороть не смеет и в дальнюю ссылку не пошлет… Уж вот вызволишь ты нас!

      Пелагея

38

Вятер – домашний садок для живой рыбы, покрытый редкой сетью.