На все цвета радуги (сборник). Евгений Пермяк

как бабушка учила. Не залюбоваться таким парнем – значит ничего не понимать в детях.

      Дымило я нашёл. Оно ничем не отличалось от дымарки, какой обычно окуривают пчёл. Разница была лишь в наконечнике в виде изогнутой трубки, которая вставлялась в нору.

      Мы вышли в степь утром. Я нёс дымило, а Стёпа – сетку с обручем. Даже две.

      Перевалив невысокую гриву, мы оказались на пустынной целине.

      – Это самое корсачье место, – предупредил меня Стёпа. – Бросай курить, Фёдор. Они, как кержаки, дыму не любят.

      Стёпа шёл точно к норе и, когда подвёл меня к ней, тихо сказал:

      – Это первая. Ищи выходы. Выход у них не один.

      До этого я знал, что корсаки, как и лисы, вырывая нору, делают несколько выходов на случай опасности. Вскоре я их нашёл два, кроме главного, который Стёпа называл «большими воротами».

      На выходы были положены сетки с обручами. Сетки Стёпа распёр и приподнял стеблями полыни, чтобы корсак, выскочив, не встретил препятствия. Обручи сеток Стёпа прикрепил дужками из толстой проволоки.

      – А теперь давай забивать этот ход, который ты не приметил, – указал он на третий выход норы, вовсе не щеголяя своим охотничьим превосходством.

      Этот ход мы забили сухими стеблями, землёй, затем Стёпа велел «для крепости заступить его лопатой». Наступив на главный вход норы, на «большие ворота», мой набольший разрешил мне курить и велел раздувать дымило.

      Я положил в дымило трут, поджёг его, навалил углей и стал раздувать. Когда угли разгорелись, Стёпа принялся класть в дымило куски кизяка, тряпьё, которое, по его выражению, «дымит куда как ядовито». Затем всё это он посыпал «горючей серой», потом сказал:

      – Давай дыми в «ворота», а я с батиком стану на выходах.

      Я и не заметил, что к поясу Стёпы была привязана палка. Это был ствол молодой берёзки, выкопанной с корнем. Обработанным корневищем батика обычно ударяли по голове корсака, попавшегося в сетку.

      – Живьём-то бы лучше, – сообщил мне Стёпа, – но ежели он начнёт прогрызать сетку, тогда придётся стукнуть. Давай, парень, не разевай теперь рот! Выдымливай!

      И я принялся дымить, вставив изогнутый конец трубки дымаря в главный ход норы. Стёпа поправил меня – присыпал землёй трубку, чтобы дым не пропадал даром, а «полняком шёл в нору». Правильное замечание.

      Хотя я и относился к Стёпе с добродушной насмешливостью, всё же сейчас я почувствовал его первым охотником, а себя – вторым. Ведь он уже добыл на своём веку шесть корсаков, а я – ни одного.

      Спустя некоторое время дым показался из ближнего выхода.

      – Давай, паря, дыми, дыми! – приказывал Стёпа. – На полный мех шевели, чтобы ему ноздри разъело.

      И я дымил «на полный мех», качая мехи правой рукой и левой придерживая дымило.

      Так прошло немало времени. Корсак не появлялся.

      – Степан Кузьмич, – обратился я к своему набольшему, – никак, на пустую нору напали?

      Только я произнёс эти слова, как Стёпа крикнул:

      – Эх, сундуки! Проглядели… Вон он где! Сыпь теперь ему соли на хвост – остановится.

      Оказывается,