Либертанго. Михаил Немо

искал, чему себя посвятить. Пройдя курсы барменов, но не найдя работы за стойкой (ибо для бармена харизма куда важнее умения смешивать коктейли), он купил электрогитару и усилитель, и теперь денно и нощно терзал инструмент, разучивая риффы и соло-партии.

      К женскому полу у Андрея был своеобразный подход: ничтоже сумняшеся он сходу подваливал к любой девушке, интеллигентно, но и недвусмысленно обнаруживал перед ней свой интерес, и… получал от ворот поворот. Вечные его неудачи были для Макса загадкой: Рыба, к примеру, считала Андрея «интересным молодым человеком» (с подвешенным языком, высокий и худощавый, он носил аккуратную эспаньолку, забранные в хвост волосы и очки), но и она в свое время категорически отвергла его ухаживания. Ровесник Макса, в свои двадцать пять Андрей оставался девственником.

      Макс в чём-то даже завидовал легкости, с какой Андрей подкатывал к девушкам, ибо (пускай и при нулевом результате) тому не в чем было себя упрекнуть. По крайней мере, Андрей делал в этом направлении всё, что мог. Макс же не делал ничего, и неустанно себя за это корил.

      Он в принципе не мог выказать свой интерес понравившейся девушке, ведь любое, пусть даже самое красивое ухаживание всё равно в конечном итоге подразумевает, что ты намерен засунуть в нее свой… Нет, это невозможно! Допустим, вы познакомились – и вот, пускай даже в завуалированной форме, вроде бы невинно приглашая ее, скажем, в кино, тем самым предлагать ей… Какое скотство! А если уже завязались отношения, деловые или дружеские – тем более проблематично перейти от одного вида отношений к другому. Вот вы ведете с ней куртуазные беседы, говорите, скажем, о литературе, обсуждаете взаимное проникновение различных школ: Набоков, там, или Джойс, и вдруг – бац! – «позвольте, мадемуазель, присунуть вам на пол-Фёдора». Каков диссонанс! Ро́ясь в хитросплетениях мыслей и ощущений, Макс обнаруживал именно такую подоплеку личной пассивности. При очевидной несуразности подобного взгляда на столь естественный аспект бытия, поделать с этим он ничего не мог.

      Между тем (впрочем, нечасто), словив определенную фазу алкогольного опьянения, Макс принимался вести себя а-ля поручик Ржевский, и, как результат, оказывался иногда в постели с девушкой. Завязавшиеся таким образом отношения быстро сходили на нет, продолжаясь от одной ночи до одного месяца, не долее.

      В кухонных беседах особенно часто всплывала тема страдания, ибо Андрей, несомненно, страдал.

      – Где у страдания предел? До каких глубин оно может дойти, и что случится с ним после? Превратится в нечто другое? В свою противоположность? – В словах Андрея звучала надежда. – Иногда кажется, уже дно, дальше некуда. Но страдание продолжается…

      Максу это было знакомо, хотя его страдание едва ли когда достигало подобных глубин. Хотелось как-то помочь.

      – Почему бы тебе, скажем, не свалить за границу? Сменить обстановку, посмотреть другую жизнь? – предлагал Макс тривиальный, но веками испытанный, исконно русский рецепт излечения от хандры.

      – Может быть… – вяло воодушевлялся Андрей. – Действительно: поехать в Париж, выбросить в