Обреченная. Наперекор судьбе. Ирина Денисова

огромные попы и целлюлит. Если на картине много маленьких людишек – это Брейгель. Много маленьких людишек и маленькой непонятной ерунды – это Босх. Красиво, все голые и фигуры, как у культуристов, – это Микеланджело.

      У Дега – балерины, у Эль Греко – тощие бородатые лица. Если на картине много ярких красок – Ван Гог. Моне – это пятна. Мане – это люди!

      Марина долго смеялась:

      – Откуда ты так хорошо разбираешься в искусстве?

      – Моя мама – великий общественный деятель, она знает всех знаменитых художников мира сего. Многие мастера еще с прошлого века и до сих пор завещают ей свои картины, – серьезно сказал он.

      – Я восхищаюсь твоей мамой, – сказала Марина. – Она такая красивая, интеллигентная и возвышенная!

      – Да, и ты вполне можешь ей понравиться, – ласково сказал Володя.

      – Ты думаешь, это возможно?

      – Это трудно, но возможно. Если хочешь сделать маме приятное, глядя на картину в нашем доме, произноси фразу:

      – О, это же он! – и она сама дополнит, рассказав историю создания полотна и биографию художника. После чего она будет считать тебя великим ценителем настоящего искусства.

      – Володя, хватит! – взмолилась Марина, – у меня от смеха уже колики в животе начались!

      За несколько недель они обошли почти все музеи и галереи Питера.

      С Володей можно было говорить обо всем на свете – об искусстве, о литературе, о поэзии. Он знал множество интересных историй, говорил на нескольких языках.

      – Вот что значит – учиться в Академии! – сказала Марина, восхищенно на него глядя.

      – Конечно, в профтехучилище такому не научат, – поддел он ее.

      После встречи Володя провожал Марину, немного не доходя до ворот общежития. Не сговариваясь друг с другом, они оба старались, чтобы никто не увидел их вместе.

      Да и как было рассказать Лене, что они с Володей тайно встречаются? Марина не могла нанести такой удар подруге, с которой вместе выросла. Она старалась как можно дольше оттягивать тяжелый разговор, понимая, что Лена вряд ли сумеет вынести тяжелое известие.

      Вечером в воскресенье Лена забежала в гости, и тут же начала хвастать, как у нее все замечательно. Она была необыкновенно хороша в шубке из кролика, локоны ее роскошных волос обвивались вокруг беленького мехового капюшона, отсвечивая красивыми блестками под светом обычной желтой лампы. Казалось, что она совсем из другого мира, и только какая-то нелепая случайность занесла ее в это забытое Богом фабричное общежитие.

      – Ну, а как у тебя, дорогая подруга? Всё сидишь под одеялом? – изволила Лена поинтересоваться, когда ворох новостей об артистах кино и телезвездах наконец иссяк.

      – Лена, присядь, пожалуйста. Я должна тебе кое-что рассказать, – Марина всё никак не могла решиться разрушить хрупкий мир подруги, уверенной в своей красоте и неотразимости.

      Услышав правду о ее отношениях с Володей, Лена несколько минут молчала, стиснув зубы, а затем гневно набросилась на Марину:

      – Да как ты могла?! Это же удар ниже пояса!