Гладь озера в пасмурной мгле (сборник). Дина Рубина

с этой чертовой зарплатой! – и зорко взглянув на Катю, привычно цыкала:

      – Не думай, я говорю! Не думай! Носи, холера, как тебе положено!

      Так что Катя уже успокаиваться начала и даже во двор выходила, посидеть на лавочке, когда вдруг появился Слива.

      Возник из-за кустов сирени, вышел, деловито поддергивая штаны, словно во двор по нужде заходил, а теперь пойдет восвояси.

      На самом деле он, конечно, выжидал за кустом, когда Циля к своему лотку уплывет, а Розка и Вовка разбегутся гонять по арыкам.

      Тащил на себе Слива большущий узел, и по этому узлу Катя поняла, что пришел он «по-хорошему».

      – Здравствуй, Катя! – приветливо воскликнул он, подмигивая красноватыми отечными глазками…

      Она молчала. Страха не было, вот что удивительно. Наверное, отбоялась, вычерпала страх до донышка, когда барахталась в тоскливых парных туманах горячки.

      Она смотрела на тщедушного Сливу и понимала, что этого Семипалый на мокрое дело не стал бы посылать. Вот разве – черную метку принести. Значит, есть еще время…

      – В дом не зовешь? – спросил он, криво улыбаясь.

      Катя молча поднялась с лавочки и, толкнув дверь, вошла в барак. Слива – за ней, с узлом за плечами.

      В комнате он присел на краешек табурета, словно показывая, что он – так, на минутку присел, и сказал, поглаживая колени растопыренными ладонями:

      – Ну, Катя, погостевала у чужих и будет. Собирайся домой.

      – Это куда – домой? – ровно спросила она с непроницаемым лицом.

      – Как – куда? К Юрькондратьичу… дрёбанный шарик…

      – А что за тюк ты принес?

      – А!.. Так это ж… – он сбросил на пол узел и торопливо подпихнул его Кате. – Вещи твои… Кать… Шуба, платья, там, кофты-мофты всякие…

      И пока она развязывала узел, разворачивала его, – все там было; внизу, под шубой, лежал завернутый в бумагу паспорт, – говорил торопливо:

      – Юрькондратьич послал… Беспокоится – как ты, мол. Без вещей, разута-раздета… Деньги велел передать… – Он полез в карман пиджака. – Вот… Полкуска…

      Катя сказала насмешливо:

      – Деньги, это хорошо. Давай сюда…

      Забрала пачку и спросила, следя за его лицом, за суетливо шныряющими отечными глазками:

      – А это как же получается, Слива… – вроде и зовет он, а тут же вещи отсылает. Хитрая какая-то штука. Деньги-то зачем, если назад зовет?

      – Так это… дрёбанный шарик… – он таращил глазки, отдуваясь и старательно играя задушевное беспокойство Катиным положением. (Плохо играл. Эх, Семипалый, дрянцо твои порученцы!)

      – Это уж… как тебе вожжа попадет… – он засмеялся натужно… – Юрькондратьич так и сказал – мол, неизвестно, захочет ли вернуться, а вещи все равно отдай, потому что не намерен Юрькондратьич мелочиться с тобой, Катя…

      Он даже вспотел, исполняя обязанности парламентера.

      – Только ты, Кать, пойдем! Очень он просит. Истомился… Катя молчала, переводя взгляд с узла на Сливу, на его руки, поглаживающие