Ковчег XXI. Анатолий Пискунов

нас по большим городам.

      Опустели давно родовые дворы.

      Но влеченье туда, к облакам и прудам,

      объявляется все же с недавней поры.

      Как я ждал, как свидание то предвкушал,

      как себя за разлуку привык я корить…

      Этот сад оскудел, этот дом обветшал,

      покосился забор – и ворот не открыть.

      Нет ни матери тут, ни родного отца.

      Паутина в окне, в огороде осот.

      И никто никого не окликнет с крыльца,

      и заветную почту никто не несет.

      Эти двери ничьих не дождутся внучат.

      В одичалом саду топоры застучат.

      Соловьи замолчат, ощущая нутром:

      отчужденный, надменный возвысится дом.

      В потемках

      Долетело, дошло сказанье, дотянулось из уст в уста.

      Породило его касанье перекличку воды, куста.

      И по легкой его походке, по движению облаков

      мне почудилось: одногодки – я и чуткая тьма веков.

      Я себе показался вечным, как река, и луна, и рожь.

      И Путем пробежала Млечным вековая степная дрожь.

      То ли птица страдала где-то, понарошку или скорбя.

      То ль поскрипывала планета, обращаясь вокруг себя.

      Время любви

      Выпадет каждому время негромких речей,

      ладно журчат они, словно тихоня ручей.

      Так вот воркуют безумные голуби между собой

      или толкует о чем-то песчаному пляжу прибой.

      Мягкое ластится слово, как беличий мех,

      медленными поцелуями давится смех.

      Это мгновение вдоха и страсти становится вдруг

      целой эпохой коротких свиданий и долгих разлук.

      Эрой-изгоем с клюкой и холщовой сумой.

      И ледниковой окрестностью жизни самой.

      Весенний дождь

      Весенний дождь не морок вам осенний, тоску и скуку

      сеющий с утра.

      Ликует май – счастливая пора коротких гроз и сладких

      потрясений.

      Насупит брови небо грозовое – ни ночи в нем не выискать,

      ни дня.

      Но вдруг живое все и неживое, зажмурившись, отпрянет

      от огня.

      И тут с небес обрушится, непрошен, потоп, – не укротит его

      никто.

      Просыплется немеряно горошин сквозь частое, густое

      решето.

      Еще веселый плут по луже лупит и лопаются шумно

      пузыри,

      но гром уймется, нехотя отступит и запад распахнется для

      зари.

      И зрением, и слухом, и нутром улавливаю вечности

      движенье.

      Весна ведет огонь на пораженье, и вздрагивает эхо

      под ребром.

      Сирень цветет

      Весны и лунной одури слияние. Как будто кровь отхлынет

      от лица,

      сойдет с небес лиловое сияние на ветки, наши веки и

      сердца.

      Не легок на подъем теперь, с годами я

      (налог на прегрешения таков).

      Но вновь затеет май свои гадания сиреневою массой

      лепестков.

      Не все