300 спартанцев. Битва при Фермопилах. Виктор Поротников

печаль.

      – И я хочу того же, – вставил Леарх, появившийся из другой комнаты. – Не таись от нас, Дафна.

      Дафна уселась на стул и, собравшись с духом, произнесла:

      – Дело в том, что мой муж вернулся из похода с ранением… в спину.

      Повисла недолгая гнетущая пауза, во время которой мать и сын обменялись тревожным быстрым взглядом.

      – Трудно поверить в это, – пробормотала Астидамия.

      – И что, рана глубокая? – участливо спросил Леарх.

      – Глубокая, – не глядя на брата, ответила Дафна. – Я сама меняла повязку Сперхию. Заметно, что рана от копья.

      – Что Сперхий-то говорит? – поинтересовалась Астидамия.

      – Ничего он не говорит! – раздраженно промолвила Дафна. – Только ругается и пьет вино. Он лишь обмолвился, что боевой строй не покидал и от врага не бежал.

      – Не печалься, дочь моя, – ободряюще проговорила Астидамия. – В сражении всякое случается. Важно, что Сперхий не покинул своих соратников на поле битвы. Эфоры и старейшины непременно учтут это.

      – Учтут или нет, но лохагом Сперхию уже не быть, – мрачно сказала Дафна.

      Возразить на это не осмелились ни Леарх, ни Астидамия.

      В Спартанском государстве военная доблесть считалась важнейшей добродетелью граждан. Смерть на поле сражения была почетна для любого спартанца. С юных лет спартанцев воспитывали не отступать ни перед каким врагом, поэтому любые ранения в спину воспринимались властями Спарты как свидетельство трусости, даже если раненый в спину воин не покидал боевой строй фаланги. Спартанцев, получивших рану в спину, не ограничивали в гражданских правах, но им строжайше запрещалось занимать командные должности в войске.

      Честолюбивая Астидамия в душе была сильно раздосадована тем, что ее зять Сперхий из-за случайного ранения в спину будет вынужден из военачальников перейти в простые воины. Это, в свою очередь, лишает Сперхия возможности в будущем занять кресло эфора. Да и будущие дети Сперхия и Дафны могут лишиться кое-каких привилегий по вине их отца, получившего в битве такую неудачную рану.

      Однако не в характере Астидамии было мириться с жизненными невзгодами. С присущей ей настойчивостью Астидамия принялась убеждать Дафну, чтобы та немедленно поговорила с Горго.

      – Постарайся через Горго воздействовать на царя Леонида, ведь его связывает со Сперхием давняя дружба, – молвила дочери Астидамия, слегка встряхнув ее за плечи. – Главное, не отчаиваться. Если рану Сперхия нельзя скрыть, значит, надо с помощью Леонида убедить старейшин и эфоров в том, что Сперхий не утратил своей храбрости и не покрыл себя бесчестьем. Стало быть, Сперхий достоин и впредь оставаться лохагом. Ты слушаешь меня?

      Астидамия встряхнула дочь за плечи.

      – Слушаю, – сердито отозвалась Дафна и высвободилась из материнских рук. – Но с этим я к Горго не пойду. Если царь Леонид захочет, он и без моих хлопот вступится за Сперхия перед старейшинами и эфорами.

      – Ну и зря! – досадливо обронила Астидамия. – Твое упрямство, Дафна, теперь не