Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли. Кэтрин Уэбб

Кэт вспоминает засохшую кровь на губах Тэсс, кровь на деснах, на зубах. Вспоминает, что такой же отвратительный запах шел от пятен, засохших на грубом платье. Ей хочется закурить.

      Ближе к пяти дребезжание спиц сообщает о возвращении преподобного Альберта Кэннинга. Эстер откладывает вышивание и выходит в коридор, чтобы его встретить. Он открывает дверь в тот момент, когда часы бьют пять, и улыбается жене, которая принимает у него шляпу и сумку; сам снимает пальто и тяжелый бинокль. Альберт высокий и стройный, у него светлые волосы, мягкие и пушистые, только-только начавшие редеть на макушке, что нисколько его не старит, а, напротив, подчеркивает молодость. Щеки разрумянились, потому что он ехал на велосипеде от самого города; в широко раскрытых голубых глазах то выражение невинности, которое сразу покорило сердце Эстер; кожа нежная и гладкая. Одна рука застревает в рукаве пальто, и Эстер пытается помочь ему, но ей мешает его тяжелая кожаная сумка на ремне. Они несколько мгновений сражаются с одеждой, переглядываются и смеются.

      – Как прошел день, Берти? – спрашивает Эстер, снова опускаясь в кресло.

      – Очень хорошо, спасибо, Этти. Удалось навестить всех, кто просил меня зайти, и так или иначе помочь по мелочи почти всем, а по дороге домой я видел роскошную бабочку, павлиний глаз, – первую в этом году.

      – Поймал? – спрашивает Эстер.

      У Альберта в сумке есть прекрасный шелковый сачок и морилка на случай встречи с редким экземпляром.

      – Нет, я подумал, что это будет несколько несправедливо, ведь весна только началась. Кроме того, павлиний глаз не назовешь редкостью, – говорит Альберт, наклоняясь, чтобы снять с брюк велосипедные зажимы. Потом вынимает из сумки дневник и начинает его листать своим длинным пальцем.

      – Верно, – соглашается Эстер.

      – А как ты, моя дорогая? Что нового?

      – Боюсь, нам по-прежнему придется отправлять белье к прачке.

      – Да? А как же новая горничная, разве она не может стирать? – спрашивает Альберт, глядя поверх своего дневника.

      В рододендронах за окном дрозд разливается звонкой песней.

      – По-моему, нет. Она такая маленькая и… Нет, я сомневаюсь, что она справится. Кроме того, она нездорова.

      – О господи! Ладно, как скажешь, дорогая.

      Эстер внимательно рассматривает мужа и не находит в нем ни единого изъяна. Он носит длинные бакенбарды, которые будто обхватывают его лицо нежными ладонями. Эстер всегда считала подобное украшение слишком строгим для такого молодого лица – она знает, что Альберт отрастил бакенбарды, чтобы выглядеть более серьезным за кафедрой. В солнечном свете бакенбарды кажутся золотистыми, но в дождь становятся почти темными. Альберт чувствует ее взгляд и улыбается.

      – Что такое, дорогая? – спрашивает он.

      – Я просто думала, за какого красивого мужчину я вышла замуж, – со смущением отвечает Эстер. – Уже почти год прошел с тех пор.

      Альберт берет ее за руку. Он сидит в своей обычной позе, скрестив ноги, отчего брюки немного задираются и она видит