Покидая земные просторы. Николай Борисович Чистяков

ь пару раз в душе, проглотишь кофе с омлетом, насилу поотжимаешься, чтоб тело вспомнило физ-нагрузку, а потом будешь буравить потолок под ногами. Каждый день одно и то же, одно и то же.

      Скучно все.

      Скучна работа, скучны будни, а выходные совсем невыносимы. Сидеть, смотреть в телик и умирать без дела в ожидании следующего дня. Или вовсе ожидая очередного отпуска.

      Скучно все это, ей-богу. Индифферентное существование какое-то.

      А хотя дал бы в лоб дуракам, которым неинтересно на Земле. Не понимают они прелести того, как можно ранним утром выйти на улицу в одной майке и шортах и трясти в руке тяжеленький пакет с мусором. Под ногами твердый асфальт, над головой голубые облака, а впереди многоэтажки высятся. Подойдешь к мусорке и, напрягши руку, ка-а-а-ак швырнешь в контейнер. И дальше пошлепаешь к магазу. Там достанешь холодного пива, прямо из холодильника, откроешь, – и тотчас темное пенистое по животу потянется.

      Хорошо так. Особенно когда поживешь с недельку в невесомости. Конечно, в том, чтобы парить, как бревно в воде, есть своя забава. Одно «но»: больно быстро надоедает. Календари с фотками деревьев не помогут, потому что висят на металлической обшивке.

      Но что-где, а там все же витает своя красота.

      Вообще космос смахивает на женщину: бездонный, холодный, капризный, но очень красивый.

      И мусора в нем через край.

      Красиво-то там красиво, конечно, но тяжко… Вокруг сплошные балки, панели, кнопки, рычаги. А за малюсеньким окошком, далеко-далеко внизу где-то маячит домик. А в домике Ася готовит ужин на человека с четвертинкой. Или читает. Или смотрит что-либо…

      Ну, ничего, не убудет. Не пропал раньше, не пропаду и сейчас. Я дышу, я живу, голова болит, мысль мыслится – и это славно. Значит, и остальное приложится.

      – Все, – сказала женщина с холодно улыбающимися глазами.

      Койка заскрипела, зашевелилась, поехала. Теперь я лежал как обычный человек на обычной лежанке. Кровь перекочевала к ногам, и мне стало немного легче. Женщина наклонилась, чтобы дать моему закованному телу немного больше свободы.

      – Вы на кардио были? – спросила она.

      –А вы знаете, как приятно бросить мусорный пакет в мусорку? – вдруг спросил я.

      Ожидаемо, женщина посмотрела так, как смотрит врач-невролог на космонавта, задавшего глупый вопрос: как мать на ребенка.

      На чужого.

      Снисходительно-понимающе и добро.

      – Конечно, – ответила она, отстегнув последние ремни на ногах, – а еще приятно посуду мыть за всей семьей, стирать, таскать продукты и много чего еще.

      – Нет, вы неправильно меня поняли.

      Я и сам не понял, к чему это ляпнул. Однако продолжил:

      – Вы привыкли к гравитации, знаете ли. Тот факт, что кружка стоит на тумбочке, – для вас обычное явление. А представьте, что вы ставите эту кружку на столик, но вдруг она взлетает. И вы неожиданным образом взлетаете. И ваша голова «взлетает», потому что кровь прибилась к ней.

      Она слушала отвлекаясь, индифферентно усевшись за компьютер и приступив к скучным формальностям.

      – Одним словом, космос не так романтичен, как о нем принято рассказывать.

      Я уселся поудобнее, разглядывая ее бесстрастное лицо. Женщина хранила великое молчание и сосредоточенно-отчужденный вид.

      – Кислород ненастоящий, еда – перемолотая смесь, спать неудобно, да еще приходится следить за техникой, чинить неполадки. Вне корабля, между прочим. А это – пожалуй, самое опасное дело.

      – Почему тогда пошли в космонавтику, если не нравятся полеты? – как гром среди ясного неба мягко спросила она.

      – Меня попросили заменить, – ответил я.

      Она подняла голову. Взгляд был такой же материнский, что и прежде. Как мне показалось, теперь в его свете была щепотка ошарашенности.

      Отчасти я не врал.

      Поначалу должен был лететь опытный дружинник. Но он заболел.

      По официальной версии.

      Запой на неделю – общепризнанная болезнь.

      Отменять полет не хотели, да и значимость того салаги, как мне потом сказали, была скорее номинальной. Посему одним добродушным старичком-генералом и стаей несогласный было принято решение послать какого-нибудь новобранца из тех, кто на протяжении двух лет испытывал на себе тяжесть замкнутого пространства и легкость свободного падения. Пошли по списку из тех, у кого хорошие показатели:

      – Артамонов!

      – Я!

      – Сдаешь – летишь!

      – Так точно!

      По окончании контрольных экзаменов старт моей карьере был дан. Теперь я уважаемый космонавт-испытатель со стажем более 25 лет.

      По официальной версии.

      – К тому же я не говорил, что мне не нравится космос, –продолжил я, разглядывая календарь с висящим котенком и надписью «Ты только держись…» – Вообще космос похож на…

      Стоп.

      Я общаюсь с женщиной.

      С