На веки вечные. И воздастся вам…. Александр Звягинцев

силы, которые будут таиться в мире еще долго после того, как тела этих людей превратятся в прах, – говорил Джексон. – Они в такой мере приобщили себя к созданной ими философии и к руководимым ими силам, что проявление к ним милосердия будет поощрением того зла, которое связано с их именами…

      – Послушайте, а вы кто? – весело спросила Дитрих, когда в заседании был объявлен перерыв.

       – Меня зовут Денис Ребров. Я из делегации СССР.

       – О, русский! А почему вы не в мундире? Другие русские в своих мундирах с золотыми погонами выглядят так, как и подобает победителям. Вы что – не воевали?

       – Воевал, но сейчас…

      Но Марлен не слушала его. Она была занята своими мыслями.

       – Знаете, я никогда не чувствовала себя такой счастливой, как в армии! Моя немецкая душа, видимо, встрепенулась на фронте… Немцы – нация военных. Я воспринимала трагедию войны с какой-то мрачной сентиментальностью. Борьба, смерть, долг – это мое. Это то, что способен почувствовать каждый немец.

       – Но вы были в американской армии, – мягко напомнил Ребров. – Выступали для американских солдат, воевавших с немцами.

       – Разумеется. А для кого же я должна была выступать? Не для этих же… – брезгливо кивнула она в сторону зала, из которого американские охранники выводили подсудимых на обед.

       – А вот Ольга Чехова пела для немецких солдат, – зачем-то напомнил Ребров.

       – Что ж, у каждого своя конюшня, – равнодушно пожала плечами Марлен. – Каждый выбирает ту, что ему подходит.

       – Знаете, недавно немецкая девушка плюнула ей в лицо…

       – Ну, если учесть, что Гитлер называл ее своей любимой актрисой…

       – Как раз не за это.

       – А за что же?

       – Она набросилась на Чехову потому, что теперь ходят слухи, будто она была русским агентом.

       – А она действительно им была? – с явным интересом спросила Марлен.

       – Не знаю. Я с ней не работал.

       – А зачем вы мне это рассказали?

       – Вы не боитесь, что немцы сейчас относятся к вам так же, как к Чеховой? Как к предательнице, а не как к героине?

       – Это их проблемы. Немцы сами выбрали Гитлера. И были с ним до самого конца. Им не на кого жаловаться. Но, уверяю вас, в меня они плюнуть не посмеют. Немцы знают как вести себя с победителями.

      И тут на них налетела Пегги. Она на сей раз была в строгом деловом костюме.

       – Привет, Марлен! Боже, как я рада!.. Мы столько не виделись!..

      Марлен обняла Пегги.

       – Последний раз это было в Париже, моя дорогая. Сразу после освобождения…

       – Ты надолго сюда, в Нюрнберг? Может быть, собираешься сделать фильм про этот процесс?

       – Нет, пока все это выглядит совсем не кинематографично… Надеюсь, когда будет выступать русский обвинитель… Кстати, в каком он звании, Денис?

       – Генерал.

       – Я надеюсь, ваш генерал будет в мундире и сапогах. И в какой-то момент достанет из своих галифе пистолет и пристрелит какого-нибудь Геринга!..