Август Четырнадцатого. Александр Солженицын

что не найдёт без него Постовский бумаг, вскочил и твёрдыми, недовольными шагами ушёл Филимонов.

      – Остановиться передохнуть мне больше всего сейчас надо! – объяснял Командующий. (Это счастье, что в Ставке понимают, ведь обычно только погоняют.) – Но с другой стороны… и противника упускать нельзя, правда. Фронт погоняет нас, чтобы немцы не ушли за Вислу. Остановимся – выпустим. Наши орлы…

      «За Вислу» – не проняло Воротынцева. Не принял, не отозвался.

      План-то кампании известен полковнику?

      Известен, известен… (Кивнул Воротынцев, но не очень радостно.) Охватить немцев с обоих флангов, не дать отступить ни к Висле, ни к Кёнигсбергу. План был известен обоим, но нынче все вопросы стояли как новые, не проверенные.

      – У меня, – усмехнулся Самсонов, – было и свой план появился, да поздно.

      – А – какой? – насторожился полковник.

      Нравился, понравился он генералу, а в таких случаях Самсонов сразу бывал откровенен.

      – Да вот, если угодно. – Не хватало карты. Перешёл генерал налево, обе ручищи положил на низ стены и поволок их по крашеной плоскости вверх: – Пустить бы наши обе армии рядом, по двум берегам Вислы. Тогда мы локоть к локтю. А у немца вся густота прусских дорог пропадёт. И вообще ему живо из Пруссии убираться.

      Взгляд полковника повеселел, с живостью смотрел он на генерала. Так казалось, что оценил самсоновский план.

      – Хорошо! Смело! – Но напрягся, соображая: – А никогда б не разрешили: Вильна и Рига без защиты.

      – Не разрешили бы, – вздохнул Самсонов.

      – И ещё, – теперь уж полковник не мог отстать, – самим загнаться в глубь польского мешка? а там и прихлопнут? И тыл открыт? Это – оч-чень решительно надо действовать!

      – Я и не подавал, – махнул Самсонов. – Я только о направлении подал. На имя Верховного, 29 июля. Но – не ответили. Почему, вы не могли бы выяснить?

      – Узнáю! Непременно.

      Разговаривалось всё легче. Да! ведь ещё не знал приезжий главного: противник всё-таки обнаружен! Вчера. И – где? Слева! Вот – Орлау, вот здесь! и – силою около двух дивизий. Наш Мартос (Самсонов поправил на карте флажок 15-го корпуса, и без того сидящий плотно) не растерялся, из походного положения развернулся – и дал бой. Горячий бой, у немцев были заранее укреплённые позиции, всё поле сражения в трупах, наших – тысячи две с половиной. Но – победа! Нами взяты тяжёлые пушки и гаубицы. И сегодня утром немцы ушли.

      – Так поздравляю! – не вполне обрадовался полковник. – Это – то, что нужно! И нашли противника! А – какой корпус?

      – Шольца.

      – Шольца? – И тут же в щёлочку: – Преследовали?

      – Да где, – вздохнул Самсонов. – Сами еле бредут.

      Вот тут уместно пришлось и рассказать историю с полковым черниговским знаменем, георгиевским за 1812 год и за Севастополь. Полковой командир Алексеев с развёрнутым знаменем… Вокруг древка – смертельный бой… Георгиевский знак выламывали затвором, лёжа… Теперь прибито к казачьей пике.

      Самсонов живо видел эту сцену и, пересказывая, волновался: он ощущал честность и простоту этого