Дочь последнего дуэлянта. Жюльетта Бенцони

вы будете навещать его раз или два в день. Всего на несколько минут!

      Готовая разрыдаться Клер-Клеманс собралась возразить, но к ним подошла принцесса.

      – Пойдемте, дочь моя, – позвала она девочку, ласково взяв ее за руку. – Вы тоже нуждаетесь в тишине и спокойствии. И еще в молитве.

      – Неужели ему так плохо?

      – Больной, даже если у него обыкновенный насморк, нуждается в молитвах любящих близких. Сейчас я поручу вас вашим дамам, а сама извещу обо всем добрейшую госпожу де Бутийе[12], которая растила вас в своем замке Де-Баррес и любит, как родную дочь. Не сомневаюсь, что она не откажется погостить у нас какое-то время. Пойдемте!

      Говорила принцесса ласково, но очень твердо, и Клер-Клеманс позволила себя увести. Провожал ее недовольный взгляд свекра.

      – Почему вы ее отсылаете? Она, в конечном счете, права: она его жена, – сердито спросил он, словно позабыв, что первый предложил Клер-Клеманс отправиться за дверь.

      – Перед Богом и людьми – вполне возможно… Но по закону природы – не жена.

      – Вы хотите сказать, что она осталась девственницей?

      – Вне всякого сомнения. Неужели Ваше Высочество искренне предполагали, что этой ночью могло что-то произойти? – осведомился врач.

      Конде передернул плечами, машинально потеребил редкие желтоватые волоски, которые с натяжкой можно было назвать бородкой, и кашлянул:.

      – Трудно сказать. Я знаю, что наш упрямый осел трубил на всех перекрестках, что не притронется к своей жене, чтобы иметь возможность развестись с ней после смерти кардинала, но я полагал, что, оказавшись в постели…

      – С едва входящей в возраст девочкой, некрасивой, без соблазнительных форм… Было бы чудом, если бы что-то случилось, Ваше Высочество!

      – Ну да, конечно… Однако господин кардинал будет очень недоволен. Позвольте ей хотя бы сидеть возле него днем…

      – Чтобы она услышала то, что горячечный бред больного может открыть ей?

      – А что именно? – поспешила уточнить госпожа де Конде, которая весьма своевременно подошла к разговаривавшим.

      – Видите ли, состояние, в каком мы видим молодого герцога, проистекает от отвращения, которое внушает ему супруга. Сказать, что он ее не любит, – значит ничего не сказать: она внушает ему ужас. И чем меньше людей будет вокруг его постели, тем будет лучше для всех. Если по какой-нибудь случайности слух об этом донесется до ушей Его Высокопреосвященства, ему это может не понравиться… Прибавлю, что в речах больного мелькает иной раз имя другой дамы…[13]

      – Нам удастся его спасти? – спросила мать, поднимая на врача глаза, полные слез.

      Бурдело наклонил голову, глядя на нее с искренним состраданием.

      – Тайна сия в руках Господа, госпожа принцесса. Нам выпал нелегкий долг помочь ему справиться с выпавшей на его долю бедой. Господин герцог молод, крепко скроен и до сих пор отличался отменным здоровьем. Полагаю, оно к нему вернется.

12

Урожденную Мари де Бражелон. (Прим. автора.)

13

На самом деле будущий Великий Конде страдал от тяжелой нервной депрессии, отягощенной проблемами с дыханием. (Прим. автора.)