«Рядом с троном – рядом со смертью». Дмитрий Дюков

суровое лицо старый пройдоха. – Куда ты третьего татарчонка из ихней ватажки девал?

      – Отдал купцу Фёдору, что с Астраханью торг ведёт, тотто был смирен и разумен, русскую речь разумел, и татарскую, и наречья разные ногайские, что улуногай и кичиногай именуются. Больно он купчине понравился, в прикащики его возьмёт, быстро выкупится, я за него всего двенадцать рублёв получил.

      – Нам же бедностию жалился, хитрован! – попенял дворянину Бакшеев.

      Связанный татарчонок, слыша такую лестную характеристику своему компаньону, прошипел:

      – Шура, огул шур!

      – Ты рабом не бранись, может так статься, сам долю холопью сполна хлебнёшь, – философски посоветовал крымчаку рязанец.

      Так мы и выехали к воротам. У молодого черкеса при виде упеленатого молочного брата сжались кулаки, но вступивший с ним в беседу Афанасий разрядил обстановку. Выбравшись на улицу, старый воин сообщил мне, что надо бы кого послать поискать купца и забрать у него прикупленного приказчика.

      – Зачем он нам, Афанасий? Да зачем нам два его дружка по разбою? – удивился я.

      – Вишь метку на груди и плече татарчонка?

      Присмотревшись, я заметил под лохмотьями знак в виде перевернутой набок двузубой вилки.

      – Вилка какая-то.

      – То-то, знак сей не простой, бийский, тамга рода Барын. Из ближних родичей бия полоняник наш, может, даже сынок. Вот посему и третьего нам схватить надобно, чтоб не поведал кому не следует о птичке такой редкой.

      – Дак как же, ты ж говорил, знатных надо царю отдавать. На них обратно пленных выменяют?

      – А, пустое, – махнул рукой ветеран. – Привезут за него татары три десятка нашего люда, что и так выработался, обычаем их отпускать таковских рабов надобно. В посольство по эдакому делу сотню крымчаков пришлют, те нажрут, напьют, да и даров стребуют многих. Дело богоугодное, а казне вред один да хищничеству пособление.

      По возвращении к хоромам рязанец распорядился, чтобы полон заперли отдельно, и вступил в диспут с управляющим годуновским хозяйством на предмет выделения денег. Тот послал гонца к боярину и по возвращении того, кряхтя и причитая, стал отсчитывать принесённое из домовой казны серебро. На торжища и гостиные дворы были посланы угличские люди с наказом найти купца с его купленным холопом.

      – Коли не захочет отдать за серебро возмездное, так грозите ему судом, поостережётся, чай, с царёвым братом тяжбу тянуть, – поучал их проводить деловые переговоры Бакшеев.

      Глава 16

      К вечеру Иван Лошаков привез хнычущего мальчугана годами чуть старше моего одолженного тела. Порасспросив его, Афанасий Бакшеев остался очень доволен. Из рассказа мальчишки мы узнали, что зовут его Габсамит, он сводный брат буйного по имени Байкильде, а кунака его брата кличут вообще малопроизносимо – Гушчепсе. Отец их не был карачбием, но приходился тому двоюродным братом и являлся знатным и богатым землевладельцем мурзой. Байкильде был его младшим и любимым сыном от законной жены, а Габсамит – меньшим от наложницы, русской девушки с Волыни. Рязанский служивый разъяснил, что самый