Дама с рубинами. Совиный дом (сборник). Евгения Марлитт

не вернулся десятью минутами раньше! Если бездушный портрет привел его в такое невыразимое волнение, то что могло бы быть, когда бы он вдруг увидел перед собой эту несчастную женщину, словно живую! Это большое испытание для погруженного в меланхолию человека.

      Глава 13

      Ночью разбушевалась первая октябрьская буря. Всю ночь она выла и бесновалась, не переставая, над городом, а на рассвете понеслась по улицам.

      Советница была очень раздосадована: ее нежные ноги ослабели, и она не решалась выходить из дома при сильном ветре, так что пришлось отложить визиты, которые она хотела нанести сегодня вместе с вернувшейся домой внучкой.

      А Маргарита была очень довольна тем, что освободилась и могла заниматься чем хотела. Она сидела в гостиной бабушки и помогала ей вышивать великолепный ковер, который предназначался в подарок Герберту на елку, как ей было таинственно сообщено, а потом должен был лежать в доме молодых перед дамским письменным столом. И Маргарита своими проворными пальчиками вышивала букеты, по которым будут ступать ножки прекрасной Элоизы.

      В четыре часа вернулся со службы господин ландрат. Его кабинет был рядом с гостиной, и в продолжение некоторого времени было слышно, как туда входили и выходили люди. Какой-то чиновник принес бумаги, жандарм пришел с докладом, слышались голоса просителей, и Маргарита подумала, что теперь глубокая, всегда строго охраняемая тишина в верхнем этаже старого купеческого дома нарушается жильцами, которые не носят фамилии Лампрехт.

      Несмотря на бурю, в ту самую минуту, когда окна зазвенели от налетевшего порыва ветра, из Принценгофа была доставлена красиво оформленная корзина фруктов. Советница так обрадовалась этому знаку внимания, что у нее даже задрожали руки. Богато одарив и отпустив посланника, она поспешно прикрыла работу и позвала сына.

      Ландрат остановился на пороге, словно был удивлен, что его мать не одна, потом подошел ближе, поклонившись в направлении окна, где сидела Маргарита.

      – Здравствуй, дядя! – с ласковым равнодушием ответила она на его поклон, продолжая вышивать видневшийся из-под укрытия угол ковра.

      Он слегка сдвинул брови и рассеянно взглянул на корзинку, которую держала перед ним мать.

      – Странная идея гнать человека в такую погоду в город, – сказал он, – точно это не успелось бы.

      – Нет, Герберт! – прервала его советница. – Фрукты только что сорваны и потеряли бы аромат, если бы полежали. К тому же ты знаешь, что там не пропустят и дня, чтобы не напомнить о своем существовании. Какие чудесные фрукты! Хочешь, я положу тебе грушу и виноград на тарелку?

      – Премного благодарен, милая мама! Ешь их сама. Я не хочу тебя лишать того, что ты так любишь. Это прислано тебе одной.

      С этими словами он вышел из комнаты.

      – Он обижен, что внимание оказано не лично ему, – прошептала советница на ухо внучке, взяла очки и вновь села за работу. – Но разве может, разве смеет Элоиза действовать так открыто?