Чудеса в решете (сборник). Аркадий Аверченко

переспросил Сельдяев. – Александр Сергеевич?

      – Да.

      – Он тут что же… всегда жил или так только… Для «Онегина» поселился?

      – Специально для «Онегина». Заплатил за квартиру двадцать тысяч.

      Печать холодного равнодушия лежала на каменном лице Сельдяева.

      – Вы что же думаете, – сурово спросил я, – что прежние 20 тысяч все равно, что теперешние? Теперь это нужно считать в 50 тысяч!

      – Гм… да! А он за «Онегина»-то много получил?

      Я бухнул:

      – Около трехсот тысяч.

      – Ну, тогда, значит, – рассудительно заметил Сельдяев, – ему можно было за квартиру такие деньги платить.

      Мы молча зашагали дальше.

      – А вот этот дом – видите? Тут несколько лет тому назад произошла страшная драма: один молодой человек вырезал обитателей четырех квартир.

      – Это сколько ж народу?

      – Да около так… пятидесяти человек.

      Он осмотрел фасад и спросил:

      – В один день?

      – А то как же?

      – Этак, пожалуй, и не успеешь, если без помощников. За что же он их?

      – Из мести. Они съели его любимую невесту.

      Сельдяев качнул головой.

      – Людоеды, что ли?

      – Нет!! – отрезал я, дрожа от негодования. – Это был такой клуб, где ради забавы каждый день ели по человеку. И полиция молчала, потому что ей платили около трех миллионов в год.

      – Рублей?

      – Нет, фунтов стерлингов!!! В фунте – 9 рублей 60 копеек.

      – Английские фунты?

      – Да! Да!

      Он улыбнулся краешком рта.

      – Гм! Просвещенные мореплаватели…

* * *

      – Стойте! Вот дом, который вас позабавит. Здесь помещается питомник полицейских собак. Есть тут одна собака Фриц, которая не только разыскивает преступников, но и допрашивает их.

      – Овчарка? – спросил он, оглядев фасад.

      – Черт ее знает!! Недавно захожу я сюда, a она сидит за столом и спрашивает какого-то парня:

      «Как же вы говорите, что были в тот вечер на Выборгской стороне, когда я нашла ваши следы на лестнице дома Гороховой улицы?» Так парень на колени. «Ваше высокородие! Не велите казнить, велите слово молвить!.. Так точно, повинюсь перед вами».

      – Да, да, – сказал Сельдяев, шумно вздыхая. – Читал и я, что где-то в цирке показывали собаку, которая разговаривает; потом кошку… тоже. Показывали… которая разговаривает…

      Я погасил искорку ненависти, мелькнувшую у меня в глазах, и сказал, хлопнув его по плечу:

      – Так слушайте, что же дальше! Собака, значит, к нему: «А так, ты сознаешься?!» – «Так точно. Только вот что, ваше высокородие: так как говорим мы глаз-на-глаз, то разделимся по совести. Я вам бриллиантовые сережки отдам, что украл, a вы меня отпустите…» И кладет перед ней серьги. Собака только плечами пожала: «куда мне они… Ведь всем ювелирам приметы и описание сережек разосланы. Попадусь еще… Есть у тебя рублей пятьдесят наличными – так дай. Тогда черт с тобой, иди куда хочешь». – «Тридцать пять есть!» – «Ну, ладно, давай, да сережки-то не здесь сбывай, a где-нибудь в Берлине или Дрездене!» Опустила деньги в карман да прочь со стола.

      Сельдяев