Молодые львы. Ирвин Шоу

ну как, как мне объяснить ей, какие меня раздирают чувства? Теперь она думает, что я похотливый кретин из аптеки на углу, готовый прихватить любую девчонку, которая ему это позволит». Он с трудом проглотил слюну, слова застревали в пересохшем горле.

      – Извините меня. Ради Бога, извините, – сумел выдавить он.

      – Наверное, вам представляется, – она не говорила, а рубила, – будто вы так красивы, так умны, так неотразимы, что любая девушка только и мечтает о том, чтобы вы ее полапали…

      В отчаянии Ной попятился назад и чуть не свалился со ступеней, что отделяли его от бетонированного дворика.

      – Никогда в жизни я не сталкивалась с таким наглым, самоуверенным, самовлюбленным молодым человеком.

      – Прекратите, – простонал Ной. – Я этого не вынесу.

      – А теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи, мистер Аккерман, – ехидно произнесла девушка.

      – О нет, – шептал он. – Не сейчас. Вы не можете вот так уйти.

      Хоуп шевельнула железную дверь-решетку, и скрип петель едва не оглушил Ноя.

      – Пожалуйста, – молил он, – выслушайте меня…

      – Спокойной ночи. – И мгновением позже Хоуп оказалась за решеткой, которая тут же захлопнулась на замок. Не оглянувшись, девушка открыла деревянную дверь и вошла в дом. Какое-то время Ной тупо таращился на две двери, деревянную и металлическую, потом медленно повернулся и в тоске направился к улице.

      Пройдя ярдов тридцать, Ной остановился. Шляпу он по-прежнему держал в руке, не замечая того, что вновь начавшийся дождь успел намочить его волосы. Оглядевшись, Ной повернул обратно, к дому девушки. В забранном решеткой окне на первом этаже горел свет. Сквозь задернутые портьеры Ной мог видеть перемещающуюся по комнате тень.

      Он приблизился к окну, глубоко вдохнул и постучал. Через несколько секунд портьеры раздвинулись, и он увидел лицо Хоуп. Ной плотнее прижался к окну и сумбурными жестами попытался показать, что хочет поговорить с ней. Хоуп раздраженно покачала головой и махнула рукой, отсылая его прочь, и тогда Ной решился подать голос. Он произнес громко и отчетливо, чуть ли не касаясь губами решетки:

      – Откройте дверь. Мне надо поговорить с вами. Я заблудился. Заблудился. ЗАБЛУДИЛСЯ!

      Хоуп колебалась, глядя на Ноя сквозь забрызганное дождем стекло. Потом улыбнулась и исчезла. Но вскоре он услышал скрип открывающейся двери, и Хоуп возникла у решетки. Вздох облегчения вырвался из груди Ноя:

      – Я так рад вас видеть.

      – Вы не знаете обратной дороги? – спросила она.

      – Я заблудился, и никому уже меня не найти.

      Она хохотнула:

      – А вы ведь круглый дурак, не так ли?

      – Да, – смиренно признал он. – Круглый.

      – Ладно. – Стоя по ту сторону двери-решетки, Хоуп вновь стала очень серьезной. – На улице сразу повернете налево, пройдете два квартала и подождете трамвая, того, что приедет слева. Он довезет вас до «Истерн-паркуэй», а потом…

      Она говорила и говорила, ее голос превращал в музыку сухие указания, призванные вывести