Смерть в поварском колпаке. Ванесса Рубио-Барро

ись вперед, шеф-повар внимательно изучал башенку севиша из морского гребешка и авокадо, показавшуюся ему недостаточно твердой. Взяв вилку, Вильдье осторожно проткнул севиш, ощутив упругое сопротивление. Значит, ошибся, холодильник хорошо сделал свое дело, с облегчением подумал он.

      Нажав центральную кнопку таймера, он принялся за композицию следующего блюда: тоже севиш, на этот раз из морского карася, менее затейливый, быстрого приготовления, отлично подходящий для завтрака. Кусочки филе, нарезанные кубиками, мариновались в концентрированном соке японского лимона, соке лайма, оливковом масле, с добавлением морской соли и нескольких горошин перца. Все было оставлено на ночь в холодильнике, хотя вполне хватило бы пары часов. Нарезав половину свежей спаржи ровными тонкими ломтями на «мандолине», а вторую порубив ножом на мелкие кубики, Вильдье смешал ее с рыбой. С помощью специальной формочки переместил заготовку в середину светло-серой фарфоровой тарелки прямоугольной формы. Пока он сворачивал конусом уголок салфетки, чтобы стереть несколько попавших на тарелку крошек цедры, со стороны подсобки до него донесся странный металлический звук. Кого, интересно, принесло в такой час? Он бросил взгляд через плечо. Вокруг ни души. Ничего, кроме сверкающего металла и почти нереальной чистоты плиточного пола в залитой ярким светом кухне.

      Вильдье выключил таймер. На композицию ушло две минуты сорок шесть секунд. Нет смысла записывать, он не забудет. Округлив до трех минут, можно определить примерную скорость приготовления. И тогда он взялся за третье блюдо, по новому рецепту, которое должно было получиться вкусным и легким, в соответствии с его пониманием самой идеи бистрономии – «элегантности без надувательства». Тонкими ломтиками шеф-повар нарезал свежую лососину, а половинку грейпфрута порубил на кубики, расположив их полукружьем на овальном блюде. Немного гомасио (смеси жареного кунжута и морской соли), кунжутного масла, мисочка поджаренных кедровых орешков, чуть душистой периллы, несколько хорошенько вымытых редисин, которые он очень тонко порезал, да пару веточек укропа – для украшения блюда большего и не нужно. Вильдье снова запустил таймер, руки его пришли в движение с четкостью метронома, однако он старался держаться среднего темпа. Главное – не переборщить со скоростью: время должно быть такое, чтобы в него все же мог уложиться стажер, талантливый, разумеется. Вдохнув запах готового блюда, он почувствовал неудовлетворенность, сожалея, что не догадался дополнить его тонкими ломтиками подсушенной в духовке колбасы чоризо. Шеф уже было водрузил на вершину небольшой пирамидки несколько веточек укропа, как вдруг послышалось легкое поскрипывание, словно кто-то скользил по полу с величайшей осторожностью, дабы не помешать его работе. Вильдье резко обернулся, и в этот самый миг в грудь его вошло лезвие ножа: сияющее, ослепительное, как последняя вспышка жизни. Все длилось пару секунд, не больше. Как раз столько, чтобы он смог увидеть того, кто вот так осмелился прийти и вспороть ему сердце. Крика не последовало. Часы показывали семь тридцать шесть.

      2

      Лора Гренадье залила кипяток в чугунный заварочный чайник и босиком отправилась в ванную. Быстренько приняла душ, провела щеткой по волосам; более чем скромный макияж в два движения неяркой губной помадой завершил ее туалет. Вернувшись на кухню, она застала дочь перед чашкой кукурузных хлопьев без молока, хмурую, с полузакрытыми глазами, потухшим взглядом.

      – Опоздаешь.

      – Знаю, – проворчала Амандина.

      – Что-то не так? Вид у тебя неважный.

      Девочка, зажав кукурузину меж пальцев, раздавила ее.

      – У тебя неприятности? – настаивала Лора. Поднеся чашку к губам, она обожглась ничуть не остывшим кипятком.

      – Корпела над латынью, делала перевод из Сенеки.

      – Трудный?

      – «Письма к Луцилию», полный отстой! По любому, с латынью покончено.

      – Вот еще! Поговори мне!

      – Латынь учить необязательно. Для бакалавриата естественнонаучного направления это не имеет значения.

      – Глупо сейчас бросать: в последнем триместре ты получила пятнадцать баллов!

      – Шестнадцать.

      – Невелика разница.

      – А вот и нет. Разница в один балл, это лишних три часа зубрежки в неделю, значит, двенадцать часов в месяц, сто двадцать часов в год, а…

      – Ладно, поговорим об этом позже, а сейчас мне пора уходить.

      Лора поставила чашку, надела черную кожаную куртку, бегом преодолела два лестничных проема, не забыв поприветствовать консьержку, затем надвинула раскрашенный в цвета британского флага шлем и оседлала скутер. Не прошло и четверти часа, как она уже припарковалась возле дома тринадцать, корпус три, по улице Монпарнас и, не воспользовавшись лифтом, решительным шагом поднялась по лестнице, ведущей в редакцию.

      Поприветствовав сотрудников уверенно-небрежным жестом, который, казалось, говорил: «Всем здрасьте, а сейчас оставьте меня в покое хотя бы на пару минут», она направилась в буфетную, расположенную в самом конце коридора. Поставив электрический чайник, бросила в кружку пакетик чая